ЛокабреннаМы ждали девять дней, разбив лагерь прямо в поле. Стояли жуткие холода; в небе больше не было солнца, и это принесло свирепую, жестокую зиму. Мороз сковал землю; дули черные ветры; клубы пепла, дыма и пыли смешивались со снежными вихрями. Высоко над нами сияла цитадель Асгарда, окруженная заревом северного сияния и магическим светом рунической защиты; Радужный мост, Биврёст, изящной дугой соединял Асгард с Мидгардом.
Глядя на такую красоту, я почти жалел, что все это нам придется разрушить. Асгард был последней, поистине прекрасной, вещью, которая еще осталась в умирающем сумрачном мире. Увы, сожалеть было поздно. Война была начата; жребий брошен; Рубикон (или, по-нашему, Гуннтра) перейден – короче, сами выберите подходящее клише.
Мы приступали к выполнению последней части плана Гулльвейг – к финальному, завершающему, великому противостоянию народов. Войско народа Льдов стояло на северном краю равнины, а войско народа Гор – на восточном. Западную оконечность поля Идавёлль все еще занимали люди – точнее, то, что еще осталось от их армии после завершения второй части плана Хейди, – оборванные, голодные, до смерти перепуганные, но упрямо защищавшие своих богов. С юга, из Железного леса, двигались отряды нашей великой армии. Десять тысяч сильных, отлично обученных бойцов растеклись по равнине, выказывая полнейшее презрение Асгарду. Среди них были демоны и тролли, волки-оборотни и ведьмы, гоблины и всевозможные эфемерные существа, люди-монстры и живые мертвецы. Я же на своем огненном корабле возглавлял флот Гулльвейг, и каждое мое судно с командой из мертвецов могло не только плавать по рекам и морям, но и странствовать между мирами. Да, в эти мгновения я упивался своей славой; я стал поистине легендарной личностью. И даже сознавая, что Гулльвейг вскоре меня предаст, что все Девять миров рухнут в бездну, что в будущем я могу надеяться лишь на вечное забвение, я был готов выйти на битву с высоко поднятой головой.
Сама Гулльвейг пока оставалась в Железном лесу, присматривая за выходом дополнительных отрядов нашего войска из царства Сна и иных, более далеких, царств. Я же дрожал от холода на поле Идавёлль в окружении концентрических светящихся кругов – факелов, жаровен и костров. Вскоре ко мне присоединился Фенрир в волчьем обличье; от него по-прежнему трудно было добиться более одного-двух слов сразу, но он прямо-таки горел возбуждением, предвкушая битву. Его друзья, волки Сколь и Хайти, были с ним неразлучны; втроем они бегали по лагерю, щелкая зубами на каждую тень и пожирая все, что попадалось им на глаза; вид у всех троих был совершенно безумный.
Не могу сказать, что мне эта компания так уж нравилась. Я и без них места себе не находил от беспокойства. Мы слишком долго ждали, и мне хотелось драться. Мне осточертело это бездействие, бесконечные обсуждения условий и стратегии. Мне хотелось ясности рукопашной схватки, безоглядности смертоубийства. Мне хотелось реальных действий. Разве это так уж плохо?
Подняв голову, я увидел на крепостных стенах Асгарда силуэты воронов Одина. После их последнего визита мне они больше не пытались со мной связаться. И мне, как ни странно, это было немного обидно, как если бы Один во второй раз меня бросил.
Я все время спрашивал себя: неужели он действительно хотел, чтобы я вернулся в Асгард? Но если это так, то почему не спросил у меня об этом сам? Зачем прислал ко мне этих глупых птиц? И почему, когда им не удалось меня убедить, он так быстро отказался от своего намерения?
