Он нашел ее вскоре после полудня в театре, где продолжались репетиции «Гамлета». Телман тащился за ним с крайне недовольным видом.
– Опять Шекспир! – процедил он сквозь зубы.
Больше Сэмюэль ничего не прибавил, но остальные мысли выразило красноречивое выражение его лица.
Как и раньше, их пропустили в театр неохотно, и им пришлось так же дожидаться за кулисами подходящего перерыва, когда персонаж, с которым они хотели побеседовать, окажется незанятым в репетируемой сцене. Сегодня в театре гоняли пятый акт на церковном кладбище. Двое могильщиков рыли могилу, рассуждая о том, что вроде как и не положено хоронить самоубийцу в освященной земле. Они немного побалагурили, потом один из них ушел, а второй продолжал копать, напевая что-то себе под нос.
После этого появились Гамлет и Горацио, теперь уже в костюмах. До премьеры оставалось совсем мало времени, и Питт сразу заметил, насколько более уверенной и тонкой стала актерская игра. На сцене царила достоверная атмосфера былой эпохи, и героев так поглотили шекспировские страсти, что они уже не нуждались ни в каких подсказках и указаниях, начисто забыв о существовании реального мира.
Томас глянул на внимавшего актерам Телмана, заметив, как заблестели его глаза. Выражение лица инспектора невольно стало каким-то просветленным после непривычных ему выразительных модуляций их голосов, произносивших гениальный текст, которому удавалось произвести впечатление на множество людей, включая и самого Питта, хотя в театре он слышал «Гамлета» впервые.
– «Бедный Йорик! Я знал его, Горацио. Это был человек бесконечного остроумия…»
Глаза Телмана исполнились изумления. Инспектор уже забыл о своем начальнике. Он таращился на гипсовый череп в руке Орландо Антрима и видел в нем источник того самого остроумия.
– «Ну-ка ступай в будуар великосветской женщины, – произнес Орландо ироничным, звенящим от затаенной боли голосом, – и скажи ей, какой она будет, несмотря на румяна в дюйм толщиною. Попробуй рассмешить ее этим пророчеством. Скажи мне одну вещь, Горацио».
– «Что именно, принц?» – поинтересовался второй актер.
Сэмюэль немного подался вперед. Его лицо походило на маску, на нем не дрогнул ни единый мускул, а завороженные глаза не могли оторваться от малого круга света на сцене. Он впитывал в себя каждое слово.
– «До какого убожества можно опуститься, Горацио! Что мешает вообразить судьбу Александрова праха шаг за шагом, вплоть до последнего, когда он идет на затычку бочки?»
Кто-то прошел за кулисами. Лицо Телмана недовольно исказилось, но он даже не повернулся взглянуть на досадную помеху.
А Орландо уже задумчиво продолжил, словно наполненный веками удивительной музыки, словно сливаясь с их древней магией:
Истлевшим Цезарем от стужи Заделывают дом снаружи. Пред кем весь мир лежал в пыли, Торчит затычкою в щели. Но тише! Станем дальше! Вон король.
Из-за кулис на сцену медленно вышла скорбная процессия в роскошных темных нарядах. За священниками несли гроб с Офелией, а дальше следовали ее брат, король и Сесиль Антрим в роли прекрасной Гертруды. Потрясающе, как ей только удавалось притягивать к себе все взоры, даже когда ее роль в сцене не являлась главной! Ее лицо озарялось светом и силой внутренних чувств, которые невозможно было оставить без внимания.
Трагическое действие разворачивалось дальше, и ни Питт, ни Телман не шелохнулись, пока оно не закончилось. После этого Томас выступил вперед, а его помощник все еще не мог двинуться с места. На пятнадцать минут он перенесся в новый мир, начисто выбивший из него старый. Стоячие воды тревоживших его предрассудков вздыбились волнами, способными смыть их из его души, и он уже предчувствовал обновление.
Пройдя по сцене, Питт приблизился к Сесиль Антрим.
– Извините, что я прерываю вас, но мне необходимо обсудить с вами неотложное дело.
– Побойтесь бога, приятель! – в ярости вскричал Беллмейн срывающимся от напряжения голосом. – Вы что, бесчувственный чурбан?! Нам занавес поднимать через два дня! Любые ваши неотложные дела могут подождать!
Суперинтендант остался вполне спокойным.
– Увы, мистер Беллмейн, ждать они не могут. Я не отниму у мисс Антрим много времени и освобожу ее еще быстрее, если вы позволите мне сразу перейти к делу, не тратя времени на пустые препирательства.
Руководитель труппы пространно и красочно выругался, ни разу не повторившись, но, одновременно, сдавая позиции, махнул руками в сторону гримерных, предлагая полицейским с актрисой удалиться туда и хотя бы не мешать остальным. Завороженный Телман стоял как вкопанный в ожидании следующей сцены.
Гримуборная Сесиль Антрим заполнилась вешалками с бархатными и украшенными вышивкой атласными платьями. Запасной парик увенчивал болванку на длинном столе под зеркалом, беспорядочно заполненным флакончиками, щетками, разнообразными сосудами и баночками с пудрой и румянами.
– Итак? – спросила она, усмехнувшись. – Ради какого же срочного дела вы посмели бросить вызов Антону Беллмейну? Я сгораю от любопытства. Даже живая зрительская аудитория не удержала бы меня от того, чтобы удалиться с вами и все выяснить. Уверяю вас, я по-прежнему не знаю, кто и почему убил бедного Делберта Кэткарта.
– Как и я, мисс Антрим, – ответил Томас, запустив руки в карманы пальто. – Однако я знаю, что кем бы ни был убийца, он видел одну вашу оригинальную фотографию, недоступную большинству людей, и уверен также, что она имела для него чертовски большое значение.
Артистка выглядела заинтригованной, а приятно удивленная улыбка на ее лице не позволила полицейскому предположить, что она имеет хоть малейшее представление о том, что именно он собирается показать ей. Ее ясные, небесно-голубые глаза так и лучились насмешливой радостью.
– Моих фотографий существует великое множество, суперинтендант. Карьера моя в театре началась так давно, что мне даже не хотелось бы признаваться во всех прошедших годах. И вряд ли я могу вспомнить всех тех, кто их видел. – Она не сказала, что ее незваный гость наивен, но тон ее голоса вполне выразительно намекнул на это, учитывая, что ему удалось развлечь ее.
Томасу совсем не нравилось то, что он должен был сейчас предъявить ей. Он вытащил из кармана открытку с карикатурной пародией на Офелию и показал ей.
– Милостивый боже! – Глаза женщины округлились. – Где вы раздобыли ее? – Она взглянула на Питта. – Да, вы совершенно правы… это одна из работ Делберта. Но вы же не хотите сказать, что его убили из-за нее?! Это абсурдно. Вероятно, их можно купить в полудюжине лавочек, открытых в лондонских закоулках. Я, безусловно, рассчитываю на их популярность. И очень расстроилась бы, если б зря страдала. Знаете, как противно было лежать в этом мокром бархатном платье, да еще в ужасно холодной воде!
Ее слова ошеломили Томаса. На какой-то момент он даже онемел, не зная, что и сказать.
– Но ведь она поражает воображение, не правда ли? – добавила Сесиль.
