Когда в Аксамале начались беспорядки, а потом город осадил кондотьер Жискардо, спрос на изделия слепого лепщика упал, и они оказались на грани голодной смерти. Если бы не бесплатный хлеб, раздаваемый бедноте правительством «младоаксамалианцев», то до зимы, возможно, не дожили бы. Так что после снятия осады они с радостью приняли жильца – пострадавшего от захватчиков купца из Аруна. Наемники Жискардо ограбили его и едва не убили, но десяток зашитых в подкладку скудо все же уцелел. Иллиос выказал себя удобным постояльцем: отдал хозяевам все сбережения, помогал по хозяйству, но не надоедал своей тощей физиономией, уходя гулять по городу при каждом удобном случае. Он и теперь намеревался идти смотреть коронацию сам, но с удовольствием принял предложение Емсиля прогуляться вместе.
Худой и костлявый арунит, натянувший, несмотря на жаркую погоду, на голову линялый гугель с меховой окантовкой, казалось, отпугивал встречных горожан.
Часы на главной клепсидре Империи пробили четыре раза, когда они заглянули в «Золотую гроздь» и попытались вытащить оттуда Дыкала и Батю. Сержанты долго отнекивались, нахваливая местное вино, но в конце концов согласились и покинули нагретые лавки. Идти стало еще легче. Закон, ограничивающий ношение оружия внутри городских стен, был благополучно забыт сразу после падения старой власти, и зеваки расступались, почтительно поглядывая на рукояти мечей, которые сержанты держали на виду.
Вот и Клепсидральная площадь. Посреди нее возвышался помост, обтянутый алым сукном и обшитый золототканой лентой. Его украшали тяжелые полотнища знамен Сасандры и флаги провинций, входивших в ее состав. Очевидно, этим хотели подчеркнуть стремление вернуться к прежним традициям. Вокруг помоста замерли телохранители: внутренне кольцо – дюжие парни с двуручными мечами, внешнее – стража с гизармами в цветах Аксамалы.
Толпа волновалась, как воды Великого озера в зимний шторм. То здесь, то там возникали людские водовороты, звенел смех, звучали песни. Горожане нарядились в самые лучшие одежды. Женщины сверкали накрахмаленными чепцами и султанчиками на токах, привлекали внимание цветными юбками и расшитыми лифами. Мужчины вытащили бережно хранимые в тайниках цепи: банкиры и купцы побогаче – золотые, цеховые мастера и лавочники – серебряные, беднота – медные.
То здесь, то там потешали народ жонглеры и уличные музыканты.
Лоточники продавали орешки, сушеные ломтики фруктов, холодную воду, подслащенную медом. Емсилю бросилось в глаза отсутствие вина и пива. Видно, с пьянством в новой Аксамале было строго.
Выглядывая в толпе знакомые лица, барнец едва не пропустил начало церемонии. Помогла Алана, толкнув локтем под ребра. Молодой человек поднял глаза. И вовремя. Уже зазвучали фанфары, и под их трубный глас на помост вышел жрец Триединого в черной накидке, спадающей складками до земли. На груди его горела золотая звезда Аксамалы.
Следом за жрецом на возвышение взошла четверка мужчин разного возраста, разных национальностей, одетых по-разному. Троих из них Емсиль видел впервые – с виду обычные горожане, но, по всей видимости, важные шишки «младоаксамалианского» правительства. А вот четвертый… Это же вельсгундец Гуран! Да, бородка у него стала гуще, и в ней кое-где пробиваются ниточки седины. Да, между бровями пролегла глубокая складка – свидетель длительных раздумий. Да, под глазами вельсгундца хорошо заметны темные круги, выдающие бессонные ночи и дни, проведенные в заботах. Но все равно это тот самый Гуран, с которым они не раз кутили, участвовали в потасовках со стражей и военными, попали в тюрьму прошлым летом…
– Гуран! – ойкнула Алана. Оказывается, она тоже его узнала.
– Старый знакомый? – повернулся к ней Иллиос.
Что-то в выражении глаз арунита очень не понравилось Емсилю, но в следующий миг он забыл обо всем, ибо на помосте появились соправители Аксамалы. Дольбрайн Справедливый и Флана Огневолосая.
Дольбрайн оказался ничем не примечательным мужчиной лет тридцати пяти – сорока. Такого встретишь на улице – на другой день лица не вспомнишь. Рыжеватые волосы и бородка. Темно-зеленый кафтан без каких бы то ни было украшений. Простые башмаки и полосатые чулки мещанина. Молодец! Даже на собственную коронацию решил не наряжаться.
А вот будущая императрица…
Барнец много читал в книгах о невероятных совпадениях и стеченьях обстоятельств. Но предположить такое!
– Я же говорила! – пискнула Лита, привставая на цыпочки. – Это Флана! Наша Флана! – Она взмахнула рукой и громко выкрикнула: – Флана! Мы здесь!!!
Возможно, ее слова и были бы услышаны на помосте, но толпа, запрудившая Клепсидральную площадь, подхватила этот искренний и простодушный клич.
– Флана! Мы здесь! Флана! Мы здесь!!! – скандировали люди.
К небу взлетели чепцы и пелеусы.
Рыжая – в самом деле Огневолосая – Флана улыбнулась, присела, поддерживая края нежно-зеленой юбки. На этот раз она собрала волосы узлом и укрыла их под серебряной сеточкой с крупными жемчужинами.
Вновь зазвенели фанфары, рассыпались дробью литавры.
Жрец Триединого вышел вперед и, воздев руки к небу, провозгласил:
– Волею Триединого, что незримо направляет наши дела и помыслы, что живет в сердце каждого честного гражданина! Волею народа Сасандры, народа-труженика, народа-бойца, народа-мыслителя! Волею земли и волею небес провозглашаю мэтра Дольбрайна, которого все вы знаете, мэтра Дольбрайна, прозванного Справедливым, мэтра Дольбрайна, защитника Отечества и надежду всех жителей Аксамалы, императором Сасандры!
От четверки, представлявшей правительство, отделился широкоплечий молодой человек в нагруднике с серебряной насечкой, поднял над головой Дольбрайна корону – широкую золотую полосу с семью зубцами, в основании каждого из которых сверкал крупный рубин.
Толпа взорвалась приветственными криками.
– Волею Триединого, что незримо направляет наши дела и помыслы, что живет в сердце каждого честного гражданина! – продолжал жрец. – Волею народа Сасандры, народа-труженика, народа-бойца, народа-мыслителя! Волею земли и волею небес провозглашаю Флану, прозванную Огневолосой, Флану, спасительницу Аксамалы, Флану, охранительницу всех страждущих и обиженных, императрицей Сасандры!
Гуран застыл за спиной правительницы, подняв ее корону – более изящную, с пятью зубцами и украшенную изумрудами.
– Слава императору и императрице!
– Слава! Слава мэтру Дольбрайну! Слава Флане Огневолосой! – самозабвенно горланили горожане.
Неожиданно для себя Емсиль понял, что присоединился к всеобщему ликованию. Лита и Алана подпрыгивали и махали руками, силясь привлечь внимание императрицы. Батя и Дыкал кивали и улыбались.
Кир и Антоло успели на площадь к самому началу церемонии и поэтому стояли очень далеко. Они не услышали, а скорее угадали слова золотозвездного жреца. Зато взлетевшие над головами соправителей короны, сверкающие на солнце, они видели отлично.
