Колонну стал обгонять подержанный «лесснер», на заднем сиденье которого восседал сам Родзянко. Углядев белые нарукавные повязки, генерал привстал и отдал честь.
— Здравствуйте, мастеровые! — грянул он.
— Здравия желаем, ваше высокопревосходительство! — вразнобой ответили путиловцы.
— Куда следовать прикажете? — крикнул Авинов.
— На Смольный! — было ответом.
Миновав Нарвские триумфальные ворота, колонна свернула направо и там, возле Сухопутной таможни, приняла первый свой бой — из ворот выбежали красноармейцы, числом не менее сотни. То ли желая проскочить Петергофское шоссе, то ли пробуя ударить по путиловцам с флангов, они бросились наперерез «Руссо-Балтам».
— Гони! Дави! — закричал Кирилл, тарабаня по кабине. Обернувшись, он крикнул: — Так и будете стоять, пока вас не перебьют? Огонь!
Один из красных, с натугой держа «льюис», дал длинную очередь. Пули просвистели над самыми головами, сшибая голые ветки с деревьев. Тут только рабочие и разглядели «классового врага» — загремели трёхлинейки и берданки, хлёстко ударили браунинги. Пуля из маузера, выпущенная Авиновым, влепилась красному пулемётчику в лоб.
Потеряв с десяток человек, большевики рассеялись в переулках.
— Догоним? — разгорячился Люфт.
— Потом! — отмахнулся штабс-капитан.
Без происшествий доехав до Балтийского вокзала, где пыхал паром бронепоезд «Офицер», колонна пересекла Обводной канал по Варшавскому мосту и выехала на Измайловский проспект. Раза два по машинам стреляли из окон. В обоих случаях очереди пуль «дум-дум» вышибали стёкла вместе с рамами.
Слева, на Троицкой площади, открылась артиллерийская позиция, брошенная личным составом, — пушки смотрели во все стороны, зарядные ящики валялись где попало, раскатившиеся снаряды желтели тусклой латунью.
— Ваш-бродь! — крикнул Стратофонтов. — Надо бы прибрать!
— Цепляем! — согласился Авинов.
Взять прицепом три пушки да погрузить снаряды делом было минутным. Неожиданно со стороны Фонтанки на проспект свернул трамвай, запряжённый шестёркой битюгов.
Трамвай оказался «красным» — в разбитых окнах заколотились «максимы», щепя борта грузовиков. Закричали раненые путиловцы.
— Отцепляй! — заорал Кирилл, перепрыгивая через борт.
Пятеро путиловцев быстренько выкатили пушку. Удалявшийся трамвай сыпал очередями и одиночными, пули так и звякали по щиту, по лафету, выбивали искры из брусчатки, буравили слабую человеческую плоть.
— Саньку кокнули! — взвился крик.
— Заряжай! — яростно крикнул штабс-капитан.
Кузьмич, хэкнув, загнал унитарный. Артиллерист из Авинова был никакой, но уж по трамваю промазать…
— Огонь!
Пушка бабахнула, откатываясь и скребя по камню. Упала, подпрыгивая, дымившаяся гильза. Этого Кирилл не слыхал — в ушах звенело, зато взрыв, озвучивший попадание, был роскошен. Снаряд, пробив хилые борта трамвая, рванул внутри, вышибая двери и остатки стёкол, выбрасывая наружу трупы. Крыша с токосъёмником поднялась и опустилась, сквозь клубящийся дым прорезалось весёленькое пламя. Перепуганные битюги, храпя от ужаса, ускакали, оставаясь связанными цугом.[179]
— Так их!
— Опять цепляй!
Выкатившись на берег Фонтанки, грузовозы[180]прибавили скорости. Проехав мимо Константиновского артиллерийского училища, колонна упёрлась в баррикаду. Защитников было не видать, но и проехать — не проедешь. Свернули на Забалканский проспект, а с Сенной площади выехали на Садовую. Так и добрались до Невского. Здесь шли уличные бои — большевики засели на балконах, на чердаках, палили из окон, из дверей парадных, строчили из подворотен. Бойцы в чёрной форме выкуривали их, бегая по этажам. «Марковцы!» — обожгло Авинова.
Проспект был буквально завален мебелью, бочками, брошенными автомобилями, спиленными столбами и деревьями — заготовками для баррикад. Тут и там, поверх обычного, затоптанного мусора, сверкали россыпи битого стекла. Пальба не прекращалась — лупили одиночными, пускали очереди из пулемётов, изредка доносились глухие разрывы гранат, а однажды грохнуло орудие. Возбуждённые людские крики метались по проспекту, эхо скакало рикошетом:
— На крыше! На крыше!
— Смерть буржуазии!..
— Заполучи, красножопый!
— Стреляй! Костя-а!
— В том окне!
— Ты слева, ты справа! Я прикрою!
— Он в подъезд ушёл, я видел!
— Гранатой его!
— Нельзя, там живут…
— Ося, хватай своих и дуй во двор!
— Проезжай, проезжай!
«Руссо-Балты» завили петли по Невскому, объезжая завалы и убитых. Дальше Знаменской площади проехать не получилось — Суворовский проспект, ведущий к Смольному, был перерыт, загромождён кучами земли и камня, шпалами, рельсами…
— По набережной бесполезно! — прокричал Люфт. — Там окопы!
— Слезаем! — крикнул Авинов. — Пройдёмся пешочком!
— А пушки? — огорчился Стратофонтов.
— На руках их тащить, что ли? — недовольно измолвил Кузьмич.
— Вперёд! Смотреть по сторонам! И бдить!
«Путиловская рабочая дивизия» двинулась на штурм Смольного, последнего оплота Советской власти.
Дома вокруг выглядели безжизненными — хозяева или затаились, пережидая очередную напасть, или сгинули. В проулках то и дело мелькали нижние чины Северо-Западной армии, по 6-й Рождественской выкатился броневик «Атаман», поводил башенками, да и отбыл — баррикады тут наворочали будь здоров, не по его колёсам.
— Не отставать! — повысил голос Кирилл. — Смотреть в оба!
К Смольному путиловцы выбрались, изрядно запыхавшись. Цитадель советской власти была окружена баррикадами и рядами колючей проволоки, бывший сквер весь был изрыт окопами, а земляные валы скрывали орудия-трёхдюймовки. Ни одного дерева не осталось — все поспиливали! Не укроешься. Нижние окна бывшего института благородных девиц были заколочены наглухо, а проёмы второго этажа защитники Смольного до половины заложили мешками с песком. Крепость!
— Да-а… — вымолвил Вожжеватов. — Эт-тебе не Зимний, так просто не сковырнёшь…
— Мы и не такое расковыривали! — надменно сказал Исаев.
Войска всё подтягивались и подтягивались. Большевики оставили окопы, укрывшись в здании и постреливая из окон.
— Эх! — вздохнул Стратофонтов. — Пушечку бы сюда!
Кузьмич сдержался, засопел только.
