такое, лесобаза, и уедет на кордон. Пешком уйдет…
Бревна в плотах были такие могучие, что, когда она прыгала с одного на другое, они даже не качались на воде. Река неслась под ними, как под мостом, шипела и булькала. А у Даши в сумочке было письмо от Ильи. На самой середине протоки она встала, вытащила его и еще раз прочитала. Все было в нем правильно: и любимая, и что он скучает, и что дел у него много, и комары заедают, но почему он советовал ей идти на базу? Разве тут работа? Когда она читала письмо в первый раз, эти его слова как-то пролетели мимо ее сознания. Другие заслонили их, они были сильнее. Теперь эти выскочили на первую линию, и она рассердилась на Илью. Что он ей, зла хочет? Вон Суннатулла… «Делай, как нравится. Хоть в тайгу, хоть в мою Голодную степь». Дудки! Голодная степь и хлопок ей ни к чему. Только в лес! Илья поедет с ней. Зачем ему институт, пароходство?.. Смешно! Придет время, пароходов-то, может, совсем не будет. По рекам люди станут на лодочках кататься, отдыхать, а все, что они возили по воде, будут возить по воздуху. А Илья каков? Подумать только!
А письма приходили редко. Может, и не так уж редко, но она все больше нуждалась в них, потому что впервые стала испытывать чувство одиночества. И только теперь она как следует поняла, что значила для нее бабушка Луша. Жизнь бросала ей под ноги невероятные испытания.
Ее потрясла встреча в отделе кадров лесобазы. Худая, почему-то до крайности взвинченная женщина, не спросив ни о чем, заставила заполнить анкету и, оформив приказ, велела расписаться. А когда, опомнившись, Даша заявила, что не хочет и не будет тут работать, а станет лесничим, поедет на кордон и что написала заявление в обком комсомола — пусть дадут ей путевку как добровольцу лесного хозяйства, дерганая женщина, кажется, впервые увидела ее.
— А родители? Они тебе что говорят?
Тут, услышав ответ, женщина будто только сейчас узнала, что Даша на свете одна-одинешенька, хотя об этом было написано в анкете, взмахнула руками:
— Бедное дите! — она уперлась глазами в лицо девушки. — На кордон? Но у тебя распределение. Два года полагается отбыть срок. А кордон? Это мужское дело. Вот выйдешь замуж… Лесничии, они больше семьями живут. А теперь… Завтра выходи на работу. По закону.
Так Даша стала технологом лесобазы. Каждое утро прыгала по бревнам на работу, вечером с работы. Навязчивая мысль как бы выйти замуж и уехать на кордон не давала ей покоя. Ждать Илью еще целый год? И куда он денет свои пароходы?
Илья… Он был так далеко. По его письмам она догадалась, что он где-то строит железную дорогу. Ему присвоили звание ефрейтора. Он был полон оптимизма и не понимал, почему так мучается Даша. До их встречи уж не так долго. Все будет как надо. Суннатулла тоже успокаивал ее как мог. В большом городе своя квартира, кино. А сосны? Вон они, в парке. Если бы в городе рос хлопок, он всегда бы жил тут…
Смешной, смешной Суннатулла… Что с ним происходит? Он вдруг сделался не в меру стеснительным, а в больших черных глазах его кричало яростное ожидание. Каждую свою свободную минуту он был непременно с ней. Вместе прыгали с бревна на бревно, когда она прямиком через пролив бежала к городу, а он встречал ее где-нибудь у воды, на кромке плота.
Однажды он мысленно увидел ее головку среди черных голов своих сестер и братьев там, в Голодной степи. И не удивился.
5
Осенью, перед первым снегом, когда заречные луга весь день уже белели нетающим инеем на хрусткой отаве, вернулся Илья, а с ним Иванцов и Репин. Втроем они явились на улицу Надежды Дуровой, к знакомому дому. Суннатулла был в карауле и в городской отпуск пойти не смог. Всякий раз с этих пор, когда друзьям давали увольнительную, он почему-то оказывался в наряде.
И в последний раз, самый последний, они придут тоже втроем, но теперь среди них не будет Ильи.
Об этом, однако, позже…
6
Даша узнавала и не узнавала Илью. Какой он стал стройный, подтянутый и взрослый. Иванцов и Репин как были сутулыми школьниками, так и остались, а Илья распрямился, развернул грудь. Даша относилась к нему как к старшему и даже чуть-чуть побаивалась. Уже не юная безотчетная любовь, но и женская привязанность держала ее сердце. Теперь чаще всего Иванцов и Репин, попив чаю, куда-то отправлялись, оставляя Дашу и Илью одних. А те и не замечали, что друзья, чувствуя себя лишними, ушли. Что поделать? Любовь — чувство эгоистичное.
Однажды Илья пришел озабоченный, что-то не клеился у них разговор. Даша сразу заметила его возбужденное состояние. Губы у него были какие-то не те, она-то уж знала. И он не торопил ее, как торопил еще недавно, когда они переживали сладостное время узнавания друг друга. Даша всякое слыхала от бывалых девчонок: первое оскорбление чувства, а потом разочарование. Но у нее ни оскорбления, ни разочарования не было. Неужто Илья к ней остыл? Но Илья сказал:
— Дашута, меня отпустили на час. Минут тридцать протолкался в загсе, чтобы все разузнать. В понедельник подадим документы…
Даша едва сдержала радость. Месяц как она почувствовала с собой что-то неладное, а сейчас ей вдруг стало все ясно: она беременна! Но откуда узнал об этом он?
«Да нет, может, не то, не то»…
— Так ты согласна?
— Решай сам.
— Ох! — недовольно крутнул головой. — Подавать или нет?
— Да что за спешка? — едва сдерживалась она, чтобы не заплакать от счастья. И все же еще спросила: — Что случилось?
Его подмывало рассказать ей все, но в последнюю минуту он остановил себя.
Накануне его вызвали к замполиту майору Звягину. Тот, большелобый, мрачно взглянул на него из-под сивых бровей.
— Не тянись! Сядь! Разговор будет долгий. Что за притон вы устроили на улице Дуровой? Вчетвером к одной… То один, то другой…
«Притон… То один, то другой… Вон оно что!»
Илью будто прикладом по голове. Он тихо поднялся, весь наливаясь непонятной решимостью:
— Товарищ майор…
— Сиди, сиди, ефрейтор… Отвечай по существу.
Илья сел. Значит, письмо… И накатали его не иначе как соседушки востроглазые… А они-то, четыре пустоголовых байбака, как же все это не учли? Еще Суннатуллу уговорил развлекать девушку, а он, дуралей, взял да и влюбился…
— Товарищ майор, Даша моя жена…
— Ну, ну! На свадьбу не забудь.
— Никак нет,
