class="p1">— Светловолосый полуэльф, который в императорском замке, как у себя дома… Эмиль… Я помню это имя. Он сын принца Тернариэля и принцессы Беатрис. Значит, ты… — рассуждал Эдриан, явно пытаясь понять несостыковку в знаниях обо мне.
— Моё настоящее имя — Лидия де Фиарби, и я боялась признаться тебе, потому что ты говорил, что не любишь элиту, а я к ней отношусь.
— Дай угадаю: Лиэль не твой брат?
— Он мой отец… — мне отчего-то стало совсем стыдно. — Прости. Но это ничего не меняет в моём отношении к тебе.
— Зато меняет в моём, — коробочка с кольцом была небрежно сунута в карман брюк. — Я не терплю ложь и не даю вторых шансов лгунам.
— Эд, пожалуйста! — я преградила ему путь к отступлению. — Я понимаю, что ты разочарован, понимаю, что считаешь меня нечестной, но… Прости. Больше всего я боялась именно такой твоей реакции.
Этот гад покачал головой и остался прожигать меня разочарованно-осуждающим взглядом. Ух, упрямое чудовище!
— Эд? Нам надо поговорить…
— Мы уже поговорили. Увидимся осенью, адептка.
Осенью — потому что Эдриан отправляется на полевые учения с практикантами и до августа передаёт исполнение обязанностей де Уолшу.
— Что? Вот так, значит? Поматросил и бросил? — прошипела ему.
— А ты думала, я стану терпеть твою ложь? — так же ядовито прорычал он.
— Я не лгала! Только скрывала. Но у меня на то были причины!
— Да? И какие же? Развлечься с простолюдином, чтобы набраться опыта?
— Нет!
— Поэтому ты отказалась выходить за меня?
— Я не отказалась, я лишь сказала, что пока рано…
— Что ж, отныне наши отношения переходят в другую плоскость.
Это ведь он не про мою грудную плоскость сказал? Он так пошутил? Меня же нельзя вот так взять и бросить! Он должен влюбиться в меня без памяти и за лапочки принять меня со всеми-всеми моими недостатками. И с герцогским титулом, конечно же. Иначе это никакая не любовь.
— Погорячились, и хватит, — попыталась я вывести разговор в мирное русло. — Всё остальное, что было в наших отношениях, — это правда, — теперь мне показалось, что он меня ненавидит. — Эд? — я состроила жалобную гримаску: глаза — океаны печали, бровки домиком. — Я же тебя люблю…
— Обойдусь как-нибудь без твоей лживой любви, — бросил он и ушёл.
Позже я узнала, что он попросил кого-то из императорских магов отправить его порталом обратно в академию.
Вот так: сегодня я могла стать невестой, а в итоге превратилась в брошенку. Браво, Лидия! Медаль тебе за глупость!
* * *
На бал я не вернулась. В душе зияла пустота. А может, и нет у меня никакой души? Только тело, гормоны в нём и дурной мозг.
Любовь-судьба — это всё загоны богини, которая любит помучить своих подопечных.
Любовь-су…
Как ни обзови, а мне чертовски плохо. Это вам не кошачьи гуляния, с концом сезона не пройдут. И зелья равнодушия под рукой нет, и родителям не пожалуешься — у них сейчас процесс сотворения новой жизни.
Я ощутила себя никому не нужной. Хотя… Себе! Себе я нужна! С этой мыслью я и отправилась в дядину лабораторию — варить себе уничтожитель ошибки богини. Ибо такой любви мне даром не надо.
Ничего, что на мне дорогое пышное платье. Я только сейчас обратила внимание, что оно золотистого цвета. Совсем с этими отношениями потеряла связь с материальным миром.
Плевать!
И я сварила себе зелье равнодушия по уже знакомому рецепту. Пила горячим, как чаёк.
Сильная и независимая Лидия (арт куплен, не брать!)
* * *
Эдриан Дарс
Спустя месяц
Пожалуй, самым неприятным в полевой практике было то, что среди нынешних пятикурсников затесался Лессар Мейо, кузен одной лгуньи. И всё бы ничего, если бы тот не лез со своими благородными сводническими порывами к ректору.
Эдриан разберётся сам.
Чувства угасают, боль притупляется. Со временем. В некоторых случаях времени требуется больше. Гораздо больше! Но однажды…
Горькая правда в том, что ночами Эдриана одолевал панический страх, что Лии больше нет. Совсем нет. Сам её образ, до безумия обожаемый им и необходимый, как кислород, был выдумкой.
Лия, то есть Лидия, оказалась герцогиней, близкой родственницей императорского семейства. Такие не выходят замуж на простолюдинов. Её отец — одинокое исключение, и то, вероятно, мать Лидии выскочила замуж из чувства протеста против навязанной воли родных. Не суть.
На этот раз мезальянсу не бывать, и именно поэтому Лидия скрывала правду. Девочка влюбилась, и ей нравилось жить в выдуманной сказке, чтобы потом, наигравшись, вынырнуть во взрослую жизнь.
Вот только любовь-судьба… Что если она настоящая? Даже отец Лидии признал это и не настаивал на окончательном расставании, а лишь требовал отсрочки.
Проклятье! Лидия не обманывала про любовь. Встречи во снах, особенность её крови, изобретённое ею зелье против тьмы… Она не заслужила столь резкого разрыва и, уж подавно, не виновата, что родилась в знатной семье.
Зря он погорячился на балу.
Надо будет попросить у неё прощения. Как только завершится полевая практика, Эдриан поговорит с Лидией.
Вот только пустые сны, навязчивые мысли и боль в груди напрочь лишили его отдыха. И в один серый безрадостный день Эдриан допустил ошибку, которую не прощал своим адептам: забыл выставить силовой щит.
Арбалетный болт угодил в аорту. Дело плохо. Если выдернуть стрелу, то смерть наступит за минуту.
— Что ж вы не пользуетесь своими советами? — первым до ректора добрался Лессар с лекарской сумкой.
Эта ситуация — издёвка судьбы, не иначе. Либо этот выскочка нарочно следил за ним.
Сначала было остановлено внутреннее кровотечение.
— Лежите смирно, постарайтесь расслабиться, — скомандовал адепт.
Эдриан и без того трупиком лежал на спине. Арбалетный болт в брюхе не располагает к активным телодвижениям.
— Что у вас с Лидией?
— Это не ваше дело, — огрызнулся ректор на бестактный вопрос.
— Вообще-то моё, — не согласился нахал. — И хотя мне не слишком-то приятно от мысли, что мы с вами станем родственниками, поступать так с Лией я вам не позволю.
— Она меня обманывала, а не я её.
— Не обманывала, а скрывала. И, судя по вашей реакции на её тайну, не зря. А теперь послушайте меня очень внимательно: я единственный целитель в радиусе трёх километров, поэтому, стоит мне выдернуть стрелу, вы отправитесь на тот свет через минуту. Мне даже не придётся убивать вас, хотя, признаюсь, меня посещают такие мысли.
— Я не боюсь смерти, — взгляд ректора был тяжёлый и злой.
— А зря. Потому что, умерев, вы обречёте дорогого мне человека на долгую и омерзительно несчастливую жизнь. И за это я вас
