это наркоманы? Я после Афгана нариков враз срисовываю. Эти самые обычные дурносмехи! Им палец покажи – уписаются. Верно, молодежь?
И действительно поднял вверх указательный палец. Палец был широкий, загрубевший от физической работы и поросший посередине легким седым пушком.
Ромка с Женькой уставились на палец, потом друг на друга. Вроде – глупость несусветная и ничего смешного, но оба почему-то взорвались новым приступом хохота.
- А я что говорил! – обрадовался дедок. – А теперь усложним!
И согнул палец. Да интересно так – весь он остался прямым, гнулась только верхняя фаланга, будто палец кивал головой.
Женька, раскрыв рот, проследила за этим действом, потом резко схватилась за живот и опять затряслась от смеха:
- М-м-мама! Я так даже на стендап-шоу не смеялась!
Ромка сгреб ее в охапку и бессовестно ржал, уткнувшись в плечо.
Дед окончательно расцвел и приосанился:
- Повторить сможете?
Женька с Ромкой начали старательно гнуть пальцы, но у них ничего не выходило: либо палец оставался прямым, либо сгибались все суставы. И это снова вызывало неконтролируемый ржач.
- То-то же! – гордо заявил дедок. – Я месяц учился, когда по ночам за пультом сидел.
- Приезжие, небось? – оттаяла бабка, прижимаясь к дедку.
- И-и-из Москвы! – с трудом выговорила Женька, вытирая вызванные смехом слезы.
- Витаминчиков бы вам, - озаботилась бабуля. – В столицах химия одна. И как назло угостить нечем: абрикоса отошла, а груша дубовая еще.
- Дык у Федьки персики созрели! – подмигнул ей дед и обернулся к парочке: - Лысые, что моя башка!
И щелкнул себе по лбу.
- Нектарины? – наконец, перестав смеяться, уточнил Ромка.
- Они самые! Сладкие, кожа тоненькая – Федька саженец из элитного питомника выписывал. Трясся, как над родным. Через два участка от нас, забор из белого кирпича. Камер нет, псина только, но она трусливая: гаркнешь – убежит. А хозяин вчера с семьей в Краснодар укатил, дома нет никого.
- Гоша, никак сдурел на старости лет?! – напустилась на мужа бабуля. – На соседей обносчиков наводить!
- Они ж не ведрами! – обиделся дедок. – Поедят и только. Федьке зимой ворота заварил, а он до их пор спасибо зажимает.
И снова щелкнул себя, но уже по горлу:
- Считай, я им подарил свое право требования долга!
- С того Федьки хоть справа, хоть слева! – неожиданно поддержала его бабка. – Снега зимой… Иди козе воды налей!
Калитка опять скрипнула, закрываясь, и пожилая пара отправилась заниматься хозяйством.
Молодая же парочка осторожно направилась к кирпичному забору.
Ромка ловко забрался наверх и практически бесшумно спрыгнул на участок жадного Федора. Женька подошла к калитке, перед которой было что-то наподобие железной арки, плотно оплетенной виноградом, и припала глазами к щели: отсюда было хорошо видно происходящее за забором.
Деревце нектарина росло неподалеку. Оно было невысоким, развесистым и густо-густо усеяно желто-рубиновыми плодами. Ромка подхватил полы изрядно потрепанной после сражений рубашки и связал их между собой, а потом начал срывать голые персики и класть их себе за пазуху.
Раздался громкий собачий лай. Из-за зарослей то ли малины, то ли ежевики выскочила огромная собачища, на вид – помесь овчарки с ротвейлером, и остановившись в двух шагах от Ромки, оскалила клыки.
Женька напряженно засопела и прижалась щекой к металлической прохладе калитки. Хоть и помнила уверения деда Гоши, что собака неопасна, но за Ромку все равно было страшно!
Ромка огляделся вокруг – очевидно в поисках палки и, не найдя ничего подходящего, бросил на калитку загадочный взгляд.
Он растрепал пятерней чуб, ставя волосы дыбом, присел на корточки и, подняв глаза на еще более поблекшую в лучах зари луну, вдруг… завыл. Громко, хрипло, устрашающе.
Женька настолько обалдела от происходящего, что у нее раскрылся рот! Сам собой. Зато у псины Федора пасть сразу захлопнулась. Собака опустила уши и, попятившись назад, села на собственный хвост. С соседнего участка послышался вой другого пса – высокий, тоненький, будто заискивающий. Следом отозвались и другие собачьи голоса.
Неподалеку раздался скрежет открываемого окна.
- Божечки, как жутко собаки воют! – произнес перепуганный женский голос. – Наверное, умер кто-то.
- Не, по покойнику оно не так! – тоном эксперта возразил мужской баритон.
- Ой, как будто есть разница! – отмахнулся женский голос. – Воют и воют!
- Конечно, есть! Еще и какая, - назидательно проговорил баритон. Щелкнула зажигалка, и ветерок принес запах сигаретного дыма: - Собаки, что волки, воют в разных случаях по-разному: когда отпугивают соперников – одна тональность, когда собирают стаю – другая. По покойнику – это отчаянный вой, так плачет смертельно раненое животное.
- Данила, какой ты у меня умный! – восхитился женский голос. – Все знаешь. А как сейчас – это как?
- Еще бы не знать! Я, считай, в лесу вырос. Сейчас вожак выл – заявлял права на территорию. А остальные сявки с ним согласились. Голос, конечно, не совсем волчий, но так собака же. Ритка, курить будешь?
- И хорошо, что не по покойнику! – расслабленно согласился женский голос. – На пару тяг оставь.
Женька, радуясь, что ее не видно за виноградной лозой, затряслась от беззвучного смеха. И не успели курильщики захлопнуть окно, как из-за забора метнулась быстрая тень.
- Вожак, значит? – тихонько всхлипывала она, уткнувшись в Ромкино плечо. – Альфа?
- Есть немного, - застенчиво улыбнулся он, вытаскивая из-за пазухи нектарин. – Добро пожаловать в стаю, малышка! Моя добыча – твоя добыча.
И вложил лысый персик ей в ладонь.
- Божественно! – прошептала Женька, ощущая, как сочная мякоть растекается во рту нежным соком. – Еще слаще тех, что я возле дендропарка купила. Ромка, попробуй!
Но тот в ответ лишь поморщился и мотнул головой:
- Приторно слишком. Разве, что с солью.
Потом быстро поцеловал Женьку в нос и рассмеялся:
- А ты ж не в курсе, заразюшка моя!
Женька почувствовала, как уши начинают гореть и чесаться, но она старательно изобразила непонимающий вид.
Всю оставшуюся дорогу парочка опять хохотала, целовалась и гнула пальцы, стараясь повторить трюк деда Гоши, но у них ничего не выходило. Ромка вскоре оставил попытки, а Женька, наоборот, уперлась:
- Оно как-то совсем просто должно быть! Нужно только этот верхний сустав почувствовать!
И начала усердно сгибать не только указательный палец, но и остальные. Причем, на обеих руках. Ромка в ответ смеялся и кормил ее нектаринами из своих рук,
