со вторым?
Итак, первый идиот еще ничего не подозревая, мечтает о великих подвигах, а второй во всю творит злую волшбу, ответственно так творит, как все порядочные злодеи, маниакально, самоотверженно, упорно. Устает, конечно, куда без этого? Решает сходить на праздник, передохнуть, развеяться. Только расслабился, а тут раз — и все наработанное нечестным трудом исчезает в неизвестном направлении вместе с Пацеком. Бедолаге уже не до праздничного пирога. Он рвет на себе волосы, мечет из глаз молнии, пытаясь вызнать, кто осмелился на подобное. Только найти вора в разгар праздника все равно, что отыскать иголку в заднице лысого дикобраза. Но идиотам везет. Он каким-то образом узнает про Пацека и мрачным холодным вечером настигает его. Он не учитывает одного — Пацек тоже идиот, и даже не помышляет оставить себе дорогущие побрякушки. Порочащие колдуна вещи уже, давно едут по дороге в Городец, на встречу к позорному разоблачению своего хозяина. Обезумевший от ярости колдун вымещает злобу на Пацеке, и даже не убедившись, жив ли тот, бросается в погоню… в погоню. О боги, Тим!
Не успела я еще толком отойти от ужасного прозрения, как обнаружила, что уже нахожусь на улице и удаляюсь от дома лекаря со скоростью обезумевшего от волнения дингир-ура.
— Подожди! — Мне пришлось подкрепить слова упором на обе ноги и резким наклоном назад. Еще какое то время мы успешно изображали плуг и борону, пока Асеер не соизволил остановить и оглянуться назад.
— Быстрым спортивным шагом его уже не догнать. Даже бегом. Даже на самой быстрой лошади.
— Знаю. — Взгляд у него был потерянный и какой-то совсем беспомощный. — Что мне делать?
— Вызывать скорую игигскую помощь.
* * *
Ночной мрак сгустился, превратившись в клубок длинных извивающихся щупалец. Антрацитовый копошащийся шар быстро раздувался, покрываясь все новыми отростками, принимая форму огромного зверя, подобного которому охотнику еще никогда не приходилось видеть. Мощное, похожее на медвежье, тело. Три пары длинных когтистых ног. Пушистый хвост. Узкая, чуть загнутая вниз морда с треугольными ушами. Чудовище повернулось к дингир-уру, оскалив клыкастую пасть.
— Ну и как я тебе?
— Похожа на горбатую белку. — Без тени испуга ответил охотник.
— Это не подходящее имя для твари, которой предначертано войти в летописи, как самому жуткому порождению тьмы! — Ворчливо отозвалось чудовище. Черные провалы глаз раздосадовано сузились. — Последующие поколения должны содрогаться от страха, а не от хохота. Ладно, забирайся быстрее.
Зверь услужливо подогнул лапы и опустился на брюхо, помогая человеку взобраться в седло, которое росло прямо из звериного загривка.
— Готов?
— Готов. Только, Умбра…
Беловолосый хотел что-то добавить, но передумал. Чудовище неожиданно и неосязаемо перетекло в бег, сразу из лежачего положения. Деревья по обе стороны дороги стремительно поплыли назад, слившись в единую размытую полосу, а потом резко ухнули куда-то вниз, заставив охотника судорожно вцепиться в луку седла.
Тварь зачастила лапами по стволу и, мазанув на прощание верхушку чернильным хвостом, заскользила над лесом, едва касаясь ощетинившихся голыми ветками крон. Не было ни тряски, ни намека на дыхание, движение мышц или суставов. Только свист ветра в ушах, ощущение свободного полета и мутный свет красной звезды, пробивавшийся даже сквозь облака. Немного обвыкнув, дингир-ур ослабил хватку, и даже осмелился запустить ладонь в темно-серую, полупрозрачную шерсть, похожую на грозовую тучу. На ощупь шерсть оказалась такой же холодной и безжизненной, как лука седла, но в то же время мягкой и шелковистой. Казалось, выдернешь клочок из такой сказочной шубы, и он тут же растает в ладони.
— Эй, ты чего творишь? — Взвизгнуло чудовище, сбиваясь с размеренного шага.
— Экспериментирую. Слишком уж ты неправдоподобно выглядишь. Вроде бы ты есть, а вроде бы и нет.
— Лучше представь, как правдоподобно будет выглядеть твой оттиск вон та той скале!
— Извини. — Человек виновато улыбнулся. — Я не знал, что ты такая чувствительная.
— Я умею терпеть боль, я просто не ожидала!
— Почему ты раньше не использовала эту ипостась? Она намного быстрее, сильнее и выносливее, чем та, прежняя.
— Я должна тебе что-то объяснять?
Улыбка слетела с лица охотника, вернув ему прежнюю неподвижность каменной маски.
— Нет. — Ответил он после короткой паузы. Отрывисто. Холодно.
— Ну и все. — Тон в тон огрызнулось чудовище. Повисло напряженное молчание. Не надолго.
— Ночь — это одна огромная тень мира. — Ни с того ни с сего начала тварь. Спокойно, словно не неслась быстрее ветра, а травила байки, сидя у костра. — Став частью которой, уже трудно поверить в свою самостоятельность. Это не обычная тень, ограничивающая суть каждой вещи. Она уничтожает все границы, беспощадно стирая частности и личности, а поэтому опасна. Сайтас всегда предостерегал меня об этом. Я остерегалась, и всегда предусмотрительно ходила по краюшку тьмы. Тем более, хозяйская магия, как поводок, всегда удерживала меня от сумасбродных поступков, не позволяя сделать ни шагу дальше дозволенной границы. Но поводок оборвался… Однажды нечто подобное мне довелось почувствовать в Нефритовом Озере. Но теперь я не гость, теперь я сама стала хозяйкой. Я больше не часть чужого отражения. Теперь я просто тень. Я просто тьма. Тьма — это Я.
— Что ты чувствуешь? — Тихо спросил человек. Тварь задумалась.
— Дикая свобода. Безграничное могущество. Бешеная сила. Кажется, я начинаю понимать Сайтаса. От такого действительно можно свихнуться… Ты первый, кому я это все рассказываю. И, скорее всего, последний. Заметил красную звезду?
— Да, она взошла сегодня в полночь.
— Фирменный знак Сайтаса, моего прежнего хозяина. Это значит, что он уже в этом мире. Рыщет по округе в поисках прежней собственности. Наверняка уже пустил по следу своих ищеек шаготтов.
— Шаготтов?
— Его последнее изобретение. Такие мерзкие летающие угри, похожие на клочки пены. Пролезут во все щели, найдут кого хочешь и где хочешь, даже если ты совсем не хочешь. Гады. Так что недолго мне осталось. Надеюсь, хоть Тима успеем отыскать… до того как Он отыщет меня…
Охотник долго молчал, нахмурив молочно-белые брови и прищурившись от встречного ветра.
— Ты не можешь так просто смириться.
— А что мне остается, бороться? С самым великим колдуном на свете?! — Тварь искренне расхохоталась. — Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Я знаю его, сколько себя. Если понадобиться, Сайтас разберет Белогорье по камешкам, в лепешку разобьет всех и вся, но получит, чего хотел.
— Посмотрим.
Чудовище иронично и вместе с тем удивленно покосилось за спину. Если забыть, что эту фразу произнес самый лучший и безжалостный охотник Шумбера, можно было решить, что она принадлежит запальчивому юнцу, пообещавшему соседской девице добыть голову дракона.
В конце концов, игнорировать радикально настроенную нежить, верхом на которой ты скачешь,
