не заметил. Как раз в этот момент изнутри раздался грохот и звон бьющейся посуды. Не раздумывая, мы одновременно налегли на дверь.
Внутреннее убранство дома поражало оригинальностью. Шкафы с книгами, банки, склянки, извилистые стеклянные трубки, две клетки с крысами на полу, чучело совы в углу, лошадиная голова на стене. Особенно поражали ноги в полосатых шерстяных носках, лихо отплясывающие в воздухе. Над опрокинутой табуреткой. Прямо перед лицами обалдевших гостей. Мы с дингир-уром вышли из ступора одновременно, интуитивно, не сговариваясь, взялись каждый за свое. Асеер подхватил тело Лумия, а я прицельным броском перерезала веревку.
К счастью, позвонки не были ни сломаны, ни смещены.
— Ну, как он, жив? — Спросил Саший, бухаясь рядом на колени.
— Жив. Кажись, очухивается. — Определил кто-то из набившихся в домик ивовцев.
— Дай святой Ухты вам трясцею болети! — Подтвердил его догадку висельник, открывая глаза. — Да избави мя от гостей безумных, яко серну от тенета, аки птенца от кляпци, яко овца от уст лвов….
— Нет, вы поглядите только. — У кузнеца вырвался осуждающий смешок. — Взрослый, здоровый мужик а занимается всякой срамотой!
— Ащи полный протест имея. — Еще больше разнервничался Лумий. — Сие не срамота, а труд ученый езмь!
— Какой еще труд? — Я непроизвольно скривилась, хотя честно старалась не обращать внимания на жаркое дыхание селян, овеивавшее мой затылок запахами пива, чеснока и кислой капусты.
— Наверное, вот этот. — Асеер протянул мне свиток, испещренный записями и рисунками, изображавшими строение дыхательной системы человека. Из всего написанного мне удалось разобрать только заглавие «Действо и степени асфиксии».
— Ничего себе эксперименты! — Наконец дошло до меня. — И зачем вам оно надо? А если бы, правда, удушились?
— Псом бо и свиниам не надобе злато, ни сребро, ни безумному драгии познания. — Лекарь выдернул у меня из рук свой бесценный труд, и гордо отвернулся. — Бых мыслию паря, аки орел по воздуху, азм все предусмотревши. Воззри!
Я проследила за его указующим перстом, и как раз в этот момент мне на плечо куцей девичьей косой шлепнулся остаток веревки, пережженный прикрепленной к потолку хитрой установкой из свечи и пропитанного маслом шнура. А-а, понятно. Неплохо придумано, хотя все равно рискованно.
Запоздало вспомнили про Пацека. Лумий, к его чести, сразу сменил гнев на бурную деятельность, в ходе которой выяснилось, что Пацек жив, но находится в очень тяжелом состоянии. Из дома были изгнаны все, кроме воспрянувшего духом Шповника, ни за что не соглашавшегося оставлять внука. Народ еще немного потоптался во дворе, посудачил в свое удовольствие о логском оборотне, Пацеке, ценах на репу, красной звезде, конце света, и, окончательно успокоившись, разошелся досматривать сны. Остались только мы с охотником. Оглядевшись по сторонам, я незаметно зачаровала засов, и заглянула в дом.
— Простите, что потревожили. — Моя вежливая улыбка нее произвела на Лумия благоприятного впечатления. — Но мне нужно знать, что случилось с парнишкой.
— Утра ждать не можаху? — Лекарь быстро понял, что своими силами вытолкать наглую посетительницу у него не получится, и счел наилучшим выходом просто меня игнорировать. Зато дед Шповник отнесся к вопросу более внимательно. Тем более пережитое волнение требовало немедленного выхода.
— Об камни разбился. Как же он так, на ровном месте-то? — Старика еще здорово лихорадило. У меня весь день на сердце тяжело было. Чуяло оно, сердце-то.
Действительно, как Пацек при всей своей неуклюжести умудрился так расшибиться? Даже при активной посторонней помощи невозможно получить столь обширные ушибы и примечательные переломы. Ну не бывает таких синяков от простого падения! Разве что, если бы парень перед этим забрался на вековую сосну, которых в округе сроду не водилось… или если бы что-то приподняло его на пару десятков кушей, а потом резко отпустило…
— Пацек с самого утра куда-то запропал. Весь день его искал и только к ночи нашел, на выезде к городу. И чего его туда, дурня, понесло? Наверное, обоз ходил высматривать. Все беспокоился, не вернется ли. За суму эту все переживал…
— Суму? — Зачем-то спросил Асеер. Зря только спросил, дед Шповник даже ухом не повел в его сторону.
— Вы госпожа расследователь разберитесь, не мог этот паразит сам о камни головой! Эх, говорил я ему, точно сума эта проклятая была!
— Какая сума? — Опять прицепился охотник. Сдалась ему эта сума.
— Да уж история вышла накануне, не приведи святой. — Вздохнул старик. — Тогда на празднике Пацек мой не удержался и срезал суму какого-то почтенного господина, который следил за борьбой на шестах. Он ведь как хотел? Той же ночью вернуть, но потом, видно, запамятовал. Мы после народ расспросили, так узнали только, что из Городца он приезжал, хозяин сумы-то. Ну, и вещицы еще проверили, нашли платок с цветком вышитым. Нож затейливый трезубый, склянку пузатую и перстень толстый золотой с каменьями. Вещица приметная, поди, магическая, целого состояния стоит. Вот, думаю, хорошо бы в Городце поспрашивать, у кого такой видели, сразу хозяин бы и отыскался, или еще лучше — в ратушу отдать, бургомистру. Он говорят, человек честный. Вот… а тут Пацек с мальчишкой вашим на улице разговорился, и все, как на духу выложил. Тимхо ваш сам и предложил вещи хозяину передать, якобы он как раз сам в Городец собирался. А на утро мой остолоп как пошел обоз провожать, так с тех пор я его не видел… до самой ночи…
— Тимхо? — Внезапно отмерз Лумий. — Пригожий отроче, зрел днесь, помятую. Был еси внегда инцидент тот вечор. Аще имея вопрос по некому сосуду. Вельми желавши знать, што там.
— И что? — Резкий звеневший от напряжения голос Асеера заставил лекаря удивленно вскинуть брови, а меня инстинктивно потянуться к оружию. — Что там было?
— Азм узревши и возомниху — бысть сие зелие составом печень, сердце такожь кровишща…
Кровишща. Интересно, откуда у Тимхо эта гадость? Разве что речь идет про ту самую склянку из проклятой сумы Пацека. Странная рецептура для праздничного супчика. Подозрительно знакомые какие-то ингредиенты. Больше подходят для рациона нежити… старой и беззубой. Или, что еще вероятнее, для магического зелья. Похоже, некто из Городца тайно творит запрещенную волшбу на крови, скромно прикрываясь черным туманом и злой славой логского оборотня. Конечно же, наш Тимхо не дурак и тоже догадывается, где упырь зарыт. Ничтоже сумняшеся, мальчишка сбегает из дому с зачарованным мечом и отправляется в Городец не за новыми сапогами, и не баранками с маком. Этот доморощенный герой решает с помощью украденного скарба вычислить опасного буйно помешанного колдуна и в одиночку с ним разделаться, чтобы доказать, что он достоин звания настоящего охотника. С этим идиотом все понятно, а что
