бы нехотя, Джоанна не сомневалась: если Ричард умрет, не оставив законного наследника – что казалось все более вероятным, – мать станет сражаться за то, чтобы корона досталась Джону. Она знала, что мать предпочтет Джона Артуру, который до сих пор пребывал при французском дворе, но сомневалась относительно другого внука. Отто во многом напоминал Ричарда – отважный в бою, иногда безрассудный, порывистый, разделяющий любовь Ричарда к трубадурам, музыке и поэзии. Но Джоанна видела, что ему недостает политической проницательности, которую Ричард унаследовал от отца. Джонни был хитрее Отто. Зато куда меньше заслуживал доверия, не заботясь ни о чести, ни о морали. Какой из этих изъянов серьезнее в короле? Джоанна уже собиралась заговорить об этом с Алиенорой, когда в солар вошел слуга и зашептал что-то на ухо Ричарду.
– К нам скоро прибудет неожиданный гость, – объявил король, отвечая на любопытство гостей загадочной улыбкой и пожимая плечами. Он поднялся на ноги, и остальные сделали то же самое, видя, что государь намерен вернуться в большой зал.
Джоанна тоже встала, но прежде чем успела последовать за Алиенорой, ее перехватила невестка. Опустившись на оконное сиденье, Беренгария тихо сказала:
– Я должна попросить прощения за то, что не была с тобой во время родов.
Джоанна прекрасно понимала, почему Беренгария не присутствовала при рождении Раймундета и, чтобы не вынуждать младшую подругу давать объяснения, которые спасут ее гордость, но заставят чувствовать себя виноватой, она быстро сказала:
– Тут не о чем говорить, и извинения не нужны. Ты мне дорога как сестра, Беренгария. Разве ты до сих пор не знаешь?
– Да, и ты дорога мне не меньше, – ответила Беренгария, безмерно благодарная Джоанне за то, что та не затаила обиды. – И я обещаю тебе, Джоанна… я буду присутствовать на родах твоего второго ребенка.
Джоанна улыбнулась.
– В таком случае, дорогая сестричка, советую тебе не планировать других дел на август.
Темные глаза Беренгарии округлились.
– Так скоро? – воскликнула она, и тут же, испугавшись, что Джоанна может неправильно понять ее слова, поспешила обнять золовку, расцеловала в обе щеки: – Я так за тебя рада!
Этот возглас привлек внимание. Видя, что все на них смотрят, Джоанна бросила на мужа вопросительный взгляд, и когда Раймунд кивнул, сказала:
– Мы пока не собирались об этом объявлять, но я больше не вижу причин таиться. Мы воистину благословлены Господом, ибо он опять даровал нам дитя.
Реакцию не составляло труда предвидеть. Мать расцеловала Джоанну, Ричард стиснул ее в объятьях так, что перехватило дух. Ее согревала искренняя радость, с какой была принята весть, а Раймунду пришлось защищаться от шуток остальных мужчин, поскольку двое детей за два года брака – прекрасная возможность для вульгарных острот, от которых мало кто смог удержаться. Раймунд принимал их доброжелательно – отрицал, что использовал любовное зелье и настаивал, что вопреки слухам, они с женой проводили в постели не все время.
Несмотря на то, что ни Джоанну, ни Раймунда, казалось, не смущали эти поддразнивания, Беренгарии не нравились грубые шутки. Она попыталась продолжать разговор, чтобы уйти от неловкой темы, и поинтересовалась, выбрали ли они имя для будущего ребенка.
– Я предоставляю это Джоанне, – беспечно ответил Раймунд. – Придется, поскольку сам я в таких вопросах не сведущ. Я только прошу, чтобы она не называла ни одного из наших сыновей Вильгельмом, ведь называть сына в честь бывшего мужа – дурной тон.
– Как и в честь бывшей жены, – парировала Джоанна. – Поэтому мы не назовем дочерей ни Эрмессиндой, ни Беатрисой. – Потом она ехидно улыбнулась. – Я, кроме того, исключила бы имена бывших любовниц, но боюсь, тогда не останется ни одного женского имени.
Остроумную реплику гости приветствовали взрывом смеха, а кое-кто из мужчин поглядывал на Раймунда с нескрываемым уважением, ведь длинный список любовниц – свидетельство мужской силы, тем более если речь о нем заводит жена. Беренгария не могла и помыслить о том, чтобы прилюдно шутить о любовницах Ричарда, как, впрочем, и наедине. Но поймав взгляд, которым обменялись Джоанна и Раймунд – одновременно и нежный, и жаркий, – она ощутила, как тают остатки ее опасений. Молодая королева до сих пор не понимала, как Джоанна могла быть так счастлива с человеком, находящим удовольствие в глумлении над святой церковью, но больше не сомневалась, что это так. И подумала, что хотя Ричард временами и делает ее несчастной, ее судьба была бы куда горше, будь она замужем за графом Тулузским.
* * *
Весть, что Ричард ждет важного гостя, распространилась по залу, и к тому времени как шум во дворе возвестил о прибытии сей персоны, было высказано множество предположений о том, кто это может быть. Все ахнули, когда гость вошел в двери. Это был мужчина лет тридцати с небольшим, загорелый как берберский пират, беспутно-обаятельный, с уверенной улыбкой человека, привыкшего ставить по-крупному и выигрывать.
– Граф Булонский!
Объявлять его не было необходимости, поскольку Рено де Даммартена многие знали в лицо. Он был столь же противоречивой фигурой, как и Раймунд де Сен-Жиль, хотя и по совершенно иным причинам. Рено был другом детства французского короля, смелым и талантливым военачальником, выгодно женившимся на одной из кузин Филиппа де Дре. В юности отец наказывал ему служить анжуйскому государю, и Рено проявил удивительную верность Генриху, оставаясь с ним до самой смерти в Шиноне. Однако вскоре после этого граф вернул благорасположение Филиппа и поговаривали, что случившееся потом произошло по указке короля Франции или, как минимум, при его участии. Рено бросил жену из рода де Дре и похитил одну из богатейших наследниц Франции, Иду де Лоррен, дважды овдовевшую графиню Булонскую, внучку короля Стефана и кузину графа Фландрского. Благодаря этому насильственному браку Рено стал одним из самых могущественных вассалов Филиппа, и потому его появление при дворе Ричарда произвело сенсацию.
Мужчины, вдохновленные появлением столь знатного перебежчика, оказали ему горячий прием. Более того, Уилл Маршал, Морган, Балдуин де Бетюн и несколько прочих рыцарей приветствовали его как брата по оружию. Тех, кто провел последние дни с Генрихом, объединяло чувство товарищества, не уступающее содружеству братьев по оружию.
Женщины повели себя иначе, поскольку многие из них были богатыми наследницами в своем собственном праве. После развода с королем Франции Алиенора дважды едва
