зыбкую стабильность. Неизвестность, возможно, была теперь ближе реальности.
Пол под ногами взбрыкнул. Ынбёль начала падать назад. Схватилась за вогнутую стену и почувствовала под пальцами мох. Ванная. Конечно. Считай, почки дома.
— На выброс меня отправил, — фыркнула Ынбёль и огляделась в поисках окна. То изогнулось в восьмёрку, но вылезти было можно. — Спасибо.
На обломках ванны сидел Тиран. Он прятался за разбросанными вещами, жался к плитке и злобно шипел. Ынбёль не стала его подманивать: просто схватила за шкирку, спрятала в ветровку, выбила ногой стекло и выпрыгнула на улицу. Снег на траве подтаял от огня. Тиран в ужасе карабкался наружу. Разодрал шею Ынбёль, прыгнул в капюшон и там притаился. Его обгоревший нос кровоточил.
— Не бойся, — сипло попросила Ынбёль, — а то я тоже начну.
Отбежав подальше, она не выдержала и на секунду развернулась.
Дом пылал издалека. Шторы сгорели: за ними кто-то ползал и паранормально вопил. Некоторые звери поумирали в оконных проёмах, некоторые послушно свернулись на пороге и перестали дышать. Чернота — не только дым — тянулась к небу, но ударялась в преграду. Крису, кажется, хватило сообразительности, чтобы не убирать купол. Из обоев падали конфеты, черепа, бусы, иголки, амулеты. Голова Манка лежала на подоконнике отдельно от туловища. Огонь ел всё, что ему попадалось, но её не трогал.
Дом, бывший одним сплошным тайником, заживо полыхал.
Ынбёль, не извиняясь перед ним, бросилась к Эллиоту.
Она не помнила дорогу. Не знала, сколько в ней осталось крови, какое сейчас время суток, чем всё обернётся и что делать дальше. У ведьм не было ни одной причины не причинять Эллиоту боль. Даже если не убьют, то не оставят рук и ног, а потом всё равно прикончат — любые нитки сводились к его гибели.
Ынбёль остановилась у двери. Позвонила, постучала. Ей не открыли, поэтому она вошла сама. На первом этаже никого не было. Отвыкнув от тишины, Ынбёль немного её испугалась, но Тиран своим ворчанием помог прийти в себя. Они оба пошли по лестнице, крепко цепляясь за перила: Ынбёль — ладонью, кот — взглядом, которым выискивал опасность. Потом успокоились.
— Хорошо тут, да?
Тиран согласно засопел.
Дверь в комнату была приоткрыта. За ней — невымытые кружки, сквозняк и матрас, на котором одеяльным клубком лежал Эллиот. Он не спал и смотрел прямо на Ынбёль. Будто все эти дни ждал, когда она за ним придёт. Его взгляд блуждал от мотка пуха в глазнице — к бинтам, от осколков в щеках — к углям в карманах. Он не был сильно удивлён. Может, просто сил не хватало. Ынбёль даже не сразу поняла, что неосознанно наложила на себя изменяющие чары, скрыв пустую глазницу, прогоревшую шею и чёрные плечи. Спрятала самое мерзкое, чтобы Эллиота не вырвало от отвращения. Чтобы он, возможно, прикоснулся.
— Простудишься, — Ынбёль кивнула на открытое окно.
— Это не самое худшее, — медленно сказал Эллиот. — Далеко не самое плохое. От тебя пахнет гарью.
Учуял всё же.
— Ага. Я кое-что натворила. Снова.
В какой-то момент Ынбёль перестала верить, что всё это происходит. Действительно происходит. Что трагедия неизбежна. Что под бусами, амулетами, ранами, иллюзией и кольцами-хамелеонами притаилась всего лишь обычная девочка-жертвенник. Что Эллиот жив. А Ынбёль — не совсем. Она не просто пожила достаточно. Она пережила. Изжила себя. Она ужасно, ужасно истощена.
— Ты сейчас упадёшь, — тихий голос Эллиота славно нарушил тишину. — Это кот?
— А? Да, Тиран. Настоящий кот.
Тиран выпрыгнул из капюшона. Заковылял к матрасу, по пути вынюхивая съедобные крошки. Эллиот вытянул руку и аккуратно погладил загривок. Кажется, проверял правдивость слов. Смог слабо улыбнуться.
— Ты не просто так пришла?
На душе стало пусто. Ынбёль поскребла щеку — под ногтями остались стеклянные искры от недавней злобы Криса.
— Эллиот?
— Я слушаю.
— Прогуляйся со мной.
— Забавно, — уже без смеха ответил Эллиот. — В парк потащишь? За яблоками в карамели?
— Эллиот, — снова попыталась она, лихорадочно думая, как признаться в любви. Как её выразить так, чтобы стало ясно: это навсегда. Это до смерти. — Я за тебя.
Не за ковен. Не за духов, что спасли Ынбёль, умершую на пороге. Не за магию и не за дружбу, а за человека.
Спустя вечность Эллиот ответил:
— Прогуляюсь. Подай куртку.
Облегчения не последовало. Время шло, вселенная бежала, и всё становилось только хуже. Необратимость следовала по пятам. Нельзя было лечь поспать. Даже подумать. Ынбёль нашла в комоде оранжевую неудобную куртку, положила её на матрас и подождала, пока Эллиот молча переоденется. Они вышли на улицу, не держась за руки и не глядя друг на друга. Это нестерпимо — столько испытать и не рискнуть обняться.
— Ты какой-то тихий, — заметила Ынбёль.
— Радуюсь, что мы не идём в парк. Иррационально.
Ынбёль резко затормозила и обернулась на Эллиота. Тот встретил её спокойным взглядом. Руками он обхватил свои локти, но Ынбёль не могла понять: от страха или холода. Не знай она обстоятельств, ни за что бы и не подумала, что с Эллиотом что-то не так.
— Ты больше не умрёшь, — твёрдо сказала Ынбёль. — Я этого не допущу.
— В прошлый раз ты была не слишком-то заинтересована в моём спасении.
— Ты меня мучаешь. Специально.
— Да.
— Хорошо. Но не отставай.
— Хорошо.
Странное состояние. Эллиот злился и был напуган, но снова шёл за Ынбёль. Знал, что бессилен? Надеялся, что в этот раз Ынбёль действительно не навредит? Что вообще заставило его выйти из дома?
— Вы хоть пробовали найти другую жертву? — спросил он блёкло.
Ынбёль не ответила, потому что понимала, что это породит ещё больше вопросов. Она сама с самого начала знала, что дело не в лени ведьм и не в том, что Эллиот им чем-то не понравился. Дело было в одной непокорной ведьме, которую таким образом надеялись придушить. Не вышло.
Шагали торопливо. Тиран ютился в оранжевом капюшоне, разглядывая небо.
— Мы на месте, — сказала Ынбёль, ступая на знакомый порог. В мозгу что-то стрельнуло. Захотелось присесть. Ынбёль глубоко вдохнула, задержала дыхание и позвонила. — Доброе утро.
— Доброе утро, — кивнули в ответ.
— Впусти нас.
— Заходите.
— Спасибо, — кивнула она и, сглотнув нервный ком, добавила: — Мам.
Женщина в ответ на обращение повернула голову. Во взгляде не было и тени понимания или узнавания. Её сейчас можно было назвать хоть тиранозавром — эффект был бы таким же. Лекси объясняла это Ынбёль не раз и не два, но ощущалось это всё равно странно.
Ынбёль жестом указала следовать за ней.
— Тут тебя искать не станут. Можешь поспать. Здесь осталась какая-то папина одежда, переоденься, если хочешь. И вообще
