Глава 34
Когда солнце скрылось за горизонтом, а первая звезда зажглась высоко над пиком горы Неприступной, высочайшей в Серых горах, Дикий вернулся в Твердыню, везя перед собой в седле тело Хозяйки гор.
Он завернул мать в свой плащ, укрыв ее лицо плотным капюшоном. В Твердыне никто не спал, поэтому встречать госпожу сбежались все.
Дикий передал тело фениям, слез с коня и обвел взглядом двор. Увидел братьев. Гордый и Младший смотрели на него так, словно он должен был сказать им что-то важное.
Дикий не стал произносить речь. Лишь развел руками:
– Все. Давать указания больше некому. Теперь придется разбираться самим.
Младший промолчал, только сморщился, будто собираясь заплакать, а Гордый облизнул губы и спросил:
– Как это случилось?
– Мечом в сердце.
Потерев лицо рукой в охотничьей перчатке, Дикий медленно направился в замок. Гордый догнал брата, подстроился под его шаг.
– Кто ее убил?
– Не знаю, какие-то чужие люди, – ответил Дикий, глядя в никуда. – На границе Серых гор. Ройле сказал, что они с матерью ехали на могилу нашей бабки. На родовое кладбище Оленей. Знаешь, на южных отрогах, где почти уже земли Таумрата начинаются?
Гордый покачал головой. Он почти не помнил местность, где родился. Вяло махнув рукой, Дикий продолжал:
– Что ей приспичило в такое время на кладбище прогуляться? Понять не могу. Короче, Ройле сказал, что они встретились с отрядом вооруженных людей, скорее всего, с наемниками. Те перестреляли из луков фениев и возницу, а Ройле дрался с их главным, но получил мечом в бок, а потом еще и по черепу. Больше ничего не помнит, едва жив остался.
– Где он?
– Я его в деревне оставил, Малые ключи называется. Нельзя его никуда тащить, он, может, тоже помрет. Он не в себе пока. Меня насилу узнал. А потом давай хрипеть и головой биться, пока сознание не потерял. Пена розовая идет, видать, задели важное что внутри. Но мне сейчас некогда им заниматься, война на носу. Да и какой смысл его расспрашивать, если он ничего толком не запомнил? Ежу понятно – то были люди Бреса. Этот убийца женщин и детей хочет задержать наше выступление. Чтобы выиграть время и захватить Приморье, пока мы тут, словно мыши под сеном, метаться будем.
– А мы не будем? – в упор посмотрел на брата Гордый.
Коротко взглянув на него в ответ, Дикий скрипнул зубами.
– Конечно, не будем. Выступаем завтра, как и собирались. Сегодня простимся с ней, а на рассвете в путь. Ты скажешь мне о мести, а я скажу, что рубить надо не руку, что нанесла удар, а голову, что отдала приказ руке. Брес – вот чья голова нам нужна. Война не ждет, скорбеть будем потом. Если останется кому. Прости, мне надо умыться.
Гордый отступил в сторону, давая брату пройти к себе, а сам отправился в Большой зал. Там шла тихая скорбная суета: переговариваясь и утирая слезы, слуги накрывали столы для поминок. Тело леди Ворон обмывали в ее комнатах женщины.
Лорелея дожидалась Гордого при входе в зал. Она беспокойно кусала губы и с трудом заставляла себя стоять на месте.
– Ну, что? – спросила она, едва завидев Ворона.
– Завтра выступаем. Брат сказал, что ничего не меняется…
– Это правильно. Иначе выйдет, что Брес своего добился. Сейчас каждая минута промедления может стоить всей войны.
– Но мать… – Гордый невольно посмотрел туда, где лестница вела наверх, в покои хозяйки Твердыни.
– Не думаю, что она бы возражала, – пробормотала Лорелея.
Высоко подняв брови, Гордый уставился на нее. Пристыженная Лорелея опустила взгляд.
– Прости, – покаялась она. – Я видела слишком много смертей и утратила всякое почтение к покойникам. Могу думать только о том, что происходит после.
– После происходят похороны! – вспыхнул Гордый.
– А иногда – новые убийства, – мрачно возразила Лорелея, все еще глядя на носки своих сапог.
– Ты не видела Младшего?
– Во дворе был.
Они вместе вышли во двор.
Младший и Эйнли стояли у конюшен. Эйнли держала Седьмого Ворона за руку и что-то взволнованного говорила. Младший смотрел в сторону, хмурясь. Он слушал ее, но не слышал.
Вдруг глаза Эйнли широко распахнулись, она ахнула и вцепилась в руку Младшего изо всех сил.
– Смотри! Смотри! Это он!
Резко обернувшись, Младший увидел, как в ворота замка заходит высокий худой человек в лохмотьях. Лицо его пугало мертвенной бледностью и болезненно горящим взглядом.
– Кто это? – спросил Младший.
– Лорд Сова, – произнесла Эйнли с дрожью в голосе. – Человек, который меня спас!
Раздался вскрик – Гордый Ворон бегом бросился навстречу незнакомцу и схватил его за руки.
– Это ты! – рассмеялся Гордый. – Ты вернулся! Ты теперь с нами!
Не в силах сдержать чувств, он прижал лорда Сову к груди и стиснул в объятиях.
* * *
Убранное сухими цветами и первой весенней зеленью тело леди Ворон покоилось в Большом зале Твердыни. Ее обрядили в лучшее платье, тщательно вымыли и расчесали волосы. Подрумянили лицо. Покрыли голову пышным убором.
В полумраке Хозяйка гор казалась безмятежной и прекрасной, но одновременно страшной в мертвой неподвижности.
У гроба, водруженного на высокий стол, также убранный засушенными цветами, стояли братья Вороны: Гордый, Дикий, Младший и Мудрый, который называл себя теперь лордом Совой.
– Не могу поверить, – первым нарушил молчание Дикий. – Мне казалось, она вечна, как вершина Неприступной. Вне смерти, вне опасности. Горы защищали ее, горы были покорны ее воле. Никак не могу поверить, что они ее не уберегли.
– Ниже вершины Неприступной ничто не вечно, отозвался Мудрый. – Ее время закончилось. У гор теперь новый хозяин.
Все братья, не сговариваясь, посмотрели на Дикого. Тот отступил назад и выкрикнул:
– Я этого не хотел!
По залу разнеслось эхо. В его отзвуках слышалось громкое хлопанье вороньих крыльев. По углам зашевелились живые темные тени.
– Я не хотел этого! Я всегда хотел просто делать то, что хочется, и ни о чем не думать! – в ярости продолжал кричать Дикий. – Почему я должен вести эту хренову армию, если тут есть вы, оба моих старших брата? Почему именно я слышу, как дышат горы?
– Возможно, как раз потому, что не хотел, – спокойно ответил Мудрый. В глазах его притаилась горькая насмешка. – Незамутненность разума – лучшее, что дается человеку для единения с природой. Если вы помните, матушка тоже не хотела быть женой нашему отцу. Самому завидному жениху Серых гор.
Все братья снова устремили взгляды на мать, лежавшую в гробу.
