Отправляем в Амстердам учиться детей дворянских. (Указывает на бумагу.) Один у нас заболел оспой, так мы пошлем твоего взамен.
Буйносов. Мишку моего в Амстердам?!
Антонида (быстро – сестре). Мишку нашего в Амстердам посылают.
Ольга. Вот дураку счастье подвалило…
Авдотья (завыла). Не берите от меня сына мово родного… Лучше в могилу нас обоих заройте…
Мишка (завыл, но притворно). Родной батюшка, родная матушка, зачем меня на свет родили… Пропала моя головушка…
Петр. Подойди!
Мишка подходит, за ним Абдурахман.
В Амстердаме учиться будешь или по кабакам шляться?
Мишка. По кабакам… (Повалился в ноги.)
Абдурахман. Учиться будем.
Петр. Это кто такой?
Абдурахман. Абдурахман, холоп.
Петр. Поедешь с княжонком в Амстердам, присматривай за ним, чтобы там не пьянствовал.
Абдурахман. Присмотрю, Мишка будет учиться.
Меншиков. Мин херц, бородач упрямится, не идет… Меня лает…
Петр. Дай ножницы. Роман Борисович, устав знаешь? (Берет его за бороду.) Быть на ассамблеях всем, равно мужска и женска пола, без места… Пить, танцевать и табак курить… (Режет ему бороду.)
Буйносов. Государь! Батюшка!.. Боже мой! Боже мой!
Петр. Борода – гнусна и бесполезна, ибо есть обычай невежества и старой обыкновенности… Женской породе борода зело не любезна, ибо в ней грязь и вонь… (Меншикову.) С него возьмешь еще десять рублей – за бороду.
Меншиков. Есть! Мин херц…
Петр. Жемов!
Жемов (из кузницы). Здесь, Петр Алексеевич.
Петр. Обедать к Меншикову. (Антониде и Ольге.) Обрадовали меня, что приехали… Нам красивые девицы до смерти нужны… А уж плясать научим так, чтобы каблуки отлетали…
Все уходят.
Авдотья (мужу). Батюшки, оголили, голова-то, слава богу, еще осталась. Бросил бы ты упрямиться. Буйносов. Не видано, не слыхано…
Картина вторая
Лифляндская изба.8 За дверью шум, сердитые голоса. Дверь распахивается. Вскакивает Поспелов, таща Екатерину в изодранном платье, в солдатском кафтане поверх. Толкнув ее на лавку, оправляет на себе парик, платье.
Поспелов. Дьяволы! Шум какой подняли! Было бы из-за чего… (Екатерине.) Ну, ты… Не реви, говорю, замолчи. Сказано – взять тебя к фельдмаршалу и – вся недолга. Вымой личико, оправься, неряха… Как звать?
Екатерина. Ой, ой, ой…
Поспелов. Ну что – ой, ой!.. Спасибо скажи, что тебя из обоза в боярские хоромы взяли… Там бы тебя под телегой помяли драгуны… Не реви, перестань, дура… Фельдмаршал бабьей сырости не любит… Иди, я солью… (Толкает ее к рукомойнику, подает ей умыться из ковша.) Мой щеки, глаза мой хорошенько, вода студеная. Тебя вчерась, что ли, в плен взяли?
Екатерина. Вчера-а-а…
Поспелов. Кто взял, Федька?
Екатерина. Федика…
Поспелов. Ты по-русски-то понимаешь?
Екатерина. Понимаешь чути-чути…
Поспелов. Утиральника нет чистого… Подолом вытрись… Стирать-то умеешь?
Екатерина. Умеешь чути-чути…
Поспелов. Фельдмаршал чистоту любит… Он в Италии бывал и в Константинополе бывал, к чистоте привык… Ты возьми ведро, тряпку, вымой пол, лавки, первым делом… Поняла меня? Вон ведро… Да сними ты кафтанишко солдатский… А юбку подоткни, где рваная. А стряпать умеешь?
Екатерина. Стряпать умеешь чути-чути…
Поспелов. Чути-чути… Ты ему щи навари, чтобы ложка стояла… Фельдмаршал страсть наваристые щи любит… И все такое прочее, горячее. Чего опять плачешь, я тебя добру учу… Чтоб фельдмаршал был с тобой ласковый…
Екатерина. Он ласковый?
Поспелов. То-то, что ласковый к вашей сестре.
Федька (врывается). Господин квартирьер… Зачем у меня девку отняли из обоза? Она моя добыча… Я ее на шпагу взял.
Екатерина. Он меня на шпагу взял, он меня защитил. Он правду говорит, солдаты платье уже на мне рвали, он мне свой кафтан на плечи надел.
Федька. Поспелов, отпусти девку.
Поспелов. Очумел ты, – девку для фельдмаршала привели.
Федька. Очень хорошо. Катька, надевай кафтан.
Екатерина. Сейчас надену кафтан.
Поспелов. Уйди добром, Федор.
Федька. В артикуле нет такого закону – отымать добычу у солдата. (Тащит Екатерину к двери.)
Поспелов (с силой отталкивает его). Из-за тебя мне головой отвечать!
Федька. Ты чин не велик. (Ударил его в грудь.)
Поспелов (покачнулся, но устоял). Ого, ты вот как, брат…
Федька. Еще хочешь?
Поспелов. Получай… (Ударил Федьку в грудь, тот не покачнулся.)
Федька. Не серди меня.
Поспелов. Сказано мне – девку беречь, приказ военный, живую не отдам.
Федька. Ой, не серди меня.
В это время под самыми окнами – отчаянная стрельба, лязг сабель, крики.
Екатерина. Ой, шведы!
Поспелов. Вот черт, опять шведы!.. На… (Сует Федьке ружье, хватает пистолеты.)
Оба выбегают.
Екатерина. Майн готт![29] (В страхе становится за печку.)
Алексей (вбегает в ужасе). Шведы!.. Шведы!.. (Срывает с себя офицерский шарф, бросает, мечется. Выдергивает из кармана пистолет, взводит курок.) Проклятые, проклятые… (Слыша голоса.) Кто там? Кто там?.. (Швыряет пистолет.)
Входит Шереметев.
Шереметев. Ничего, бог милостив…
За ним входят Ягужинский, генерал фон Липпе и Поспелов.
Жалко – царевича напужали.
Алексей. Отбили шведов?
Шереметев. Отбили, батюшка… Да шведов немного и было, они тут повсюду рыскают – за хлебом, за сеном… И ведь чуть не взяли у нас обоз… Как же ты, генерал фон Липпе, их проморгал? Эх, немец ты, немец…
Ягужинский. Не подоспей Меншиков – пропал бы весь обоз.
Фон Липпе. Этот война – неправильный война. Это не научный война, это разбойничья драка.
Шереметев. Видишь ты, – не научная война. А шведа бьем и города берем… Садись, генерал, садись, полковник, садись царевич… (Поспелову.) Избу для царевича приготовили?
Поспелов. Все готово, велел только печь вытопить.
Шереметев (тихо). Пленную девку привел?
Поспелов. Привел.
Шереметев. Иди.
Поспелов уходит.
От Петра Алексеевича ответа не получено. Как нам быть теперь? Более того, неприятельской земли разорять нечего, – все разорили и запустошили, что могли. Осталась у неприятеля только Нарва, Ревель да Рига. Шведы уже становятся на зимние квартиры. Король Карл гоняется по всей Европе за королем Августом польским, и Карла сюда скоро не ждут. Дать ли нам отдых войску и становиться на зимние квартиры, или пойти еще побить генерала Шлиппенбаха и уж тогда окончить зимний поход? Что скажешь, царевич? Твой голос – первый.
Алексей. Отец прикажет – то и делай, поменьше думай.
Шереметев. Петр Алексеевич думать нам велит. За то он и бояр подкосил, что плохо думали, и нас, худородных, поставил – добывать отечеству славу.
Алексей. Отвяжись от меня, Шереметев. Знобит меня, отвели бы меня в избу.
Шереметев. Знобит – с непривычки. Петр Алексеевич тоже спервоначалу-то – стоит, бывало, под ядрами весь белый, губы закусит до крови. Потом привык.
Алексей. Никогда я не привыкну… Напрасно меня из Москвы привезли… Нарочно меня – мучить привезли… Проклятые, проклятые…
