действовать и… взять… заложников для выдачи»181.
Летом 1920 г. в некоторых уездах Пермской губернии бандитизм приобрел такой размах и такую силу, что часть местных борцов с дезертирством и бандитизмом осознала невозможность одолеть его законными мерами, установленными центральной властью. Это неизбежно привело к тому, что в конкретных обстоятельствах они готовы были идти на нарушение законности и использовать, по сути, те же бандитские методы: безосновательно арестовывали и брали крестьян в заложники, издевались над арестованными и пытали их, наносили им тяжкие увечья и расстреливали по собственной воле, без следствия и суда. Такое превышение власти, злоупотребления и преступления часто сопровождались присвоением денег и имущества арестованных дезертиров и укрывателей.
Попытки «всеми возможными мерами» бороться с дезертирством решительного перелома не приносили главным образом из-за той поддержки, которую оказывало дезертирам население. В этих условиях одни борцы с дезертирством опускали руки или увольнялись с занимаемой должности, а то и попросту сбегали, другие же, исполнившись решимости бороться своими силами до конца, шли на применение незаконных мер и методов, оправдывая их революционной целесообразностью и считая их «красным террором». Это были идейные борцы за Советскую власть, большевики. Среди них имелись революционные фанатики, но находились и люди с низкими моральными качествами, возможно даже – склонные к садизму.
Отчасти их склонность к злоупотреблениям и преступлениям объяснялась страхом за собственную жизнь и жизнь соратников, отчасти же – желанием отомстить за уже свершившуюся гибель товарищей и членов своих семей.
Наконец, среди борцов с дезертирством были и такие, кто допускал в своей работе злоупотребления и преступления из сугубо корыстных побуждений.
В Сарапульском уезде контроль над дезертирами в помещениях для арестантов осуществляли сами дезертиры – «старшие над дезертирами», что нередко приводило к беспорядкам и побегам. Так, один из работников – П. Данилкин – избивал дезертиров, мотивируя свое поведение тем, что, «если бы он не стал так поступать, то ему самому пришлось бы пострадать»182. П. Данилкин был приговорен к лишению свободы сроком на 1 месяц с освобождением от должности старшего над дезертирами. Правда, тогда же четверо красноармейцев и «старший команды дезертиров» допустили побег на пересыльном пункте арестованного во время обеда. С их слов удалось узнать, что «усмотреть за командой дезертиров четырем конвоирам не представлялось возможным, так как одновременно с дезертирами получали на кухне обед [мобилизованные], поэтому отличить, кто дезертир и кто – нет, не было возможности»183.
В Осинском уезде в июле 1920 г. в заложники были взяты жены дезертиров как укрыватели. Работники волостных комиссий полагали, что они знают о местонахождении своих мужей. Однако взятие в заложники не принесло желаемых результатов. Почти все женщины рассказывали одну и ту же историю: «Да, мол, муж – действительно дезертир, но был задержан работниками комиссий и увезен на принудительные работы, откуда сбежал и сейчас неизвестно где находится»184.
Из показаний Горожаниновой Лукерьи Александровны, жительницы деревни Казанцевой Рябковской волости Осинского уезда от 8 июля 1920 г. следовало: «Муж держит связь с дезертирами и бандитами, которые приезжают к нему на дом и говорят об убийстве коммунистов и красноармейцев. 3 июля были в доме… 2 татарина, которые говорили, что убили трех коммунистов в деревне… Он же спрашивает: «Есть ли у вас оружие?». Они отвечают, что есть… винтовки… много… Еще есть пулемет-автомат. Фамилии я их не знала, спросила их, какой деревни, но они мне не сказали. Когда они говорили на счет убийства и оружия с моим мужем… я была в другой комнате… Он им говорил… мне тоже бы надо винтовку для обороны. Было у меня две винтовки, но у меня их отобрали… Нельзя никак вынести, сразу отбирают»185.
Житель деревни Малый Тарт Курчанов Иван Андреевич на допросе рассказывал о сыновьях: «Старший сын арестован в Перми, осужден ревтрибуналом на 10 лет за бандитство, а второй сын служил в белой банде и убивал… В настоящее время находится в банде в лесу… Степан осужден за укрывательство от военной службы в лесу в землянке, Фокий – находился при службе у белых в лесничестве лесным сторожем и во время отступления белых с лесничеством эвакуировался и попал в плен за Уралом. Василий уходил в германскую войну и не возвращался домой. Афанасий служил в белых частях и попал в плен»186.
Жительница той же деревни Подосенова Екатерина Михайловна сообщила: «Муж действительно зимой был дезертиром и скрывался от военной службы… во время облав… зимой он из лесу вышел и заявился в исполком, где его арестовали и отправили в Пермь. Дали 10 лет принудительных работ… в настоящее время не знаю, где он находится»187.
Деревянных Екатерина Ивановна на допросе от 14 июля 1920 г. рассказывала: «Муж Бобров служил в белой армии и при отступлении белых в 1919 г. в Сибири Енисейской губернии попал в плен и домой пришел перед Троицей. Пробыл только сутки, пахал… и скрылся. По сие время не знаю где»188.
Журавлева Анна Ивановна показала на допросе следующее: «Муж действительно дезертирует в лесу уже год. В настоящее время не знает где. В замужестве она жила 4 месяца, но с начала дезертирства он ходил домой в 1919 г., так как был от дома неподалеку и пищу получал дома, а теперь вот уже с осени 19 года я его не видала… слухи, что выходил гулять на луг к девкам, но не видала»189.
Допрашивались и дети дезертиров. Так, 11-летний Григорий рассказал об родителе следующее: «Мой отец брал с собой в лес. Когда он повез прятать в лес одну берданку и дробовик и один ящик русских патронов и одну банку денег николаевского выпуска. Когда доехали… он на краю леса выпряг лошадь и оставил меня караулить, а сам забрал с собой вещи и ушел. Я не знаю, куда он их дел. Затем он в этот лес спрятал еще казенные вещи, которые из лесу принес обратно через 5 месяцев – казенную кожу и одну пару теплого белья…»190.
Конечно же, подобные истории вряд ли могли облегчить поиски дезертиров. Поэтому дело заканчивалось обычно освобождением заложников, хотя и с наложением штрафа или конфискацией имущества. Если в 1919 г. местные комдезертиры и другие учреждения спрашивали у «вышестоящих товарищей» разрешения применять ту или иную меру, то в 1920 г. они не только не спрашивали, но и предпочитали скрывать последствия своей работы и действовали самостоятельно.
Недостаток снабжения продовольствием привел к тому, что применение тех или иных мер местными комдезертирами сопровождалось изъятием хлеба и имущества у сельчан.
В деревне Тукавай Верхне-Инвенской волости Усольского уезда
