Свен вертел головой — стараясь разглядеть помещение под разными углами и найти источник опасности. Он не собирался полностью открывать дверь, пока не поймет, с чем имеет дело. Свен вытянул шею, пытаясь заглянуть за подвижную массу скота. И мельком увидел изуродованные коровьи трупы, растерзанные так, что их шкуры казались ярко-красными с темно-красными отметинами, а не черно-белыми.
Бум!
Корова врезалась в дверь, и Свен отпрыгнул назад. В груди от страха похолодело — он пригнулся и посмотрел внутрь. Корова опять бросилась на дверь: удар был такой, будто в нее ударила молния.
Бирки в ухе нет. Это его корова.
Еще две коровы присоединились к ней, возможно учуяв шанс выскочить на волю.
Бам-бам-бам!
Все три ударили в дверь — почти пять тысяч фунтов отчаявшихся животных. Свен изумленно смотрел, как первая корова ударила вновь — на этот раз с такой силой, что кожа между глаз лопнула от середины носа и до точки за ушами. Кровь хлынула вниз по морде, но вместо того чтобы остановиться, животное вновь устремилось вперед.
Вам!
Ни у одной из этих трех не было бирок. Это его коровы. Надо вывести свое стадо. Оно уже увидело путь на волю — даже если он закроет дверь, они разобьются насмерть, пытаясь убежать из этого ада. Если он выпустит их, то сможет застрелить хищника, а потом они с Муки соберут стадо и загонят обратно.
Свен приставил ружье к двери и взялся обеими руками за заиндевевшую ручку. Коровы продолжали бить в дверь, при каждом ударе на мгновение сбивая ее с направляющей роликов. Он налег со всей силы, взрывая снег каблуками, пытаясь двигать дверь частыми рывками. От ударов дверь угрожающе скрипела и вибрировала. Первая корова — голова в крови, лоскутья кожи свисают с носа и морды — наполовину протиснулась в щель, застряв в ней плечами. Она вытолкнула низ двери наружу, тем самым сместив ролики с направляющей. Свен снова потянул изо всех сил, но не смог даже сдвинуть дверь с места. Коровы продолжали неистово молотить в нее.
Еще одна корова высунулась вслед за первой, прорываясь вперед, пытаясь переползти у той по спине, продраться через щель, острыми копытами молотя по голове, что была под ними. Свен откинулся назад и всем своим весом налег на дверь та не двигалась.
Бам-бам-бам!
Словно выстрел, треснуло дерево. Свен глянул вверх: левый ролик почти оторван.
Бам-бам-бам!
Вышибло все ролики и шрапнелью сыпануло в снег. Десять футов высотой, восемь шириной и три дюйма толщиной — дверь упала, как подъемный мост.
Свен не успел отскочить.
Дверь из толстого дерева выбила облако крутящегося снега, рухнув на землю и… на его ногу, чуть выше лодыжки. Малая и большая берцовые кости хрустнули, как свежие морковки.
С выпученными побелевшими глазами, с покрытыми пеной мордами, коровы с ревом устремились наружу, словно единый объятый ужасом организм. Каждый гулкий шаг, каждый удар копытом по двери бил по сломанной ноге Свена, прижимая к земле, не давая ее вытащить. Его крики влились в панические вопли охваченного паникой стада.
Некоторые коровы спотыкались и падали. Сзади напирали, обегали вокруг, скакали прямо по упавшим. Животных словно выпирало из коровника — как бело-красное облако газа, они устремлялись прочь, через укрытое снегом поле — в нарастающий шторм.
Свен лежал в снегу, крепко зажмурившись, оскалив зубы и широко распахнув рот в беззвучном мучительном крике. Он пытался высвободить ногу, но малейшее движение раздирало тело жгучей болью. Крутящиеся черные точки затуманивали зрение. Яростно мотнув головой, он ненадолго отогнал их. Из ботинок вытекала кровь, пятная снег расползающейся красной жижей.
Больно, не больно — но надо как-то выбираться, даже если для этого придется оторвать собственную ногу. Существо, которое перерезало коров, все еще там, внутри. Превозмогая муку, Свен сел и просунул пальцы под дверь. Надо лишь чуть-чуть приподнять…
Его старые, натруженные мускулы взбугрились, когда он отчаянно попытался поднять трехсотфунтовую дверь. Дерево приподнялось буквально на долю дюйма, но этого оказалось достаточно, чтобы он удвоил усилия. Вот она поднялась еще на полдюйма и… внезапно рухнула вниз, будто ей повелел сам Господь.
Голова Свена запрокинулась в невольном вопле. Слезы хлынули из глаз, быстро застывая блестящими дорожками на щеках.
На двери стояла корова.
Она не ревела и не металась в панике, а просто вышла на упавшую дверь и встала. Свен узнал белую голову с черным пятом вокруг глаза — Молли Макбаттер.
— Шагай, черт тебя дери! Ты, долбаная корова, шагай!
Она стояла. Муки вылетела вперед, принялась хватать ее за задние ноги, но Молли не двигалась. Она стояла, снег собирался у нее на спине, тусклые глаза смотрели в никуда, тяжелое брюхо было округло раздутым и висело низко-низко.
Висело низко и — шевелилось.
— Уйди с двери, зараза такая! Уйди с долб…
Эпитет Свена угас на полуслове: широкий густой поток крови изо рта Молли Макбаттер выплеснулся на упавшую дверь коровника. И так же внезапно прекратился, лишь несколько капель продолжало падать, затем хлынул вновь, как малиновая рвота. Она повернула голову в сторону, вяло, будто с огромным усилием, а затем посмотрела прямо на Свена.
«Му-у-у-у!»
Этот горестно-унылый звук был последним, который издала Молли Макбаттер. Лишь только он прервался, его сменил другой звук. Приглушенный хруст ломающихся ребер.
Боль Свена не забылась — она словно отошла куда-то очень далеко, сделавшись эхом своей прежней интенсивности.
Еще один хруст.
Ребра Молли… двигались.
Из коровы продралась кровавая лапа, шестидюймовые когти разодрали в ее брюхе огромную дыру. Кровь и жидкость полились галлонами на дверь, забрызгав искаженное ужасом лицо Свена.
— Господи Иисусе…
Колени Молли задрожали. Глаза закатились, оставив лишь полуприкрытые белки. Она тяжело рухнула набок, еще сильнее придавив дверью почти оторванную ногу Свена. Боль прошила ему голову. Рой черных пчел заслонил видимость, угрожая унести с собой в темноту.
Лай сбоку будто вернул Свену зрение. Рядом с ним стояла Муки, выпятив грудь, шерсть дыбом неестественно высоко, зубы оскалены; звук, вылетающий из ее рта, больше напоминал рев, чем лай.
Брюхо Молли, только что огромное и раздутое, сейчас обвисло. Лапа вновь высунулась, разрывая несчастную от грудины до влагалища. Окровавленное, покрытое слизью существо выскользнуло наружу.
Зрение Свена туманили слезы и страшная боль. Он был на грани потери сознания. Зарычал и просунул пальцы под дверь: поднять или умереть. Он бросил на это все остатки сил, пока дерево не врезалось в его плоть и не затрещали кости пальцев от невыносимой нагрузки. Дверь не сдвинулась. Мышцы его ослабли — лишь на мгновение, — и в это самое мгновение он понял: не получится.
