не было. Вместе с Ингирунн упомянут ее отец, а не муж, и это опять-таки говорит нам о том, что она была незамужней или вдовой.
Исландские паломники рубежа X–XI вв. (Торвальд Путешественник и Стевнир Торгильссон) использовали для поездки в Иерусалим самый короткий восточный маршрут: Балтийское море – Западная Двина – Днепр – Черное море. Скорее всего именно таким путем проследовала в Иерусалим и Ингирунн, в связи с чем стоит назвать два города Восточной Европы, которые она могла посетить во время поездки, – Полоцк и Киев.
Глава 73. Норги/словены (Эддвал = Георгий Шимонович) в Суздале. (1060–1130 гг.)
Священные плывут и тают ночи,
Проносятся эпические дни,
И смерти я заглядываю в очи,
В зеленые, болотные огни.
Н. Гумилев. «Священные плывут и тают ночи»
Георгий Шимонович (Симонович) – знатный боярин, предположительно сын Симона Варяга (Свейна Гардского) и Елизаветы (Эллисиф), дочери князя Ярослава Хромого. Тысяцкий и старший боярин в Ростове и Суздале при князе Всеволоде (Мстиславиче) в 1090–1093 гг., Владимире Мономахе и его сыне Юрии (Долгоруком) в 1093–1130 гг. Родился ок. 1060 г., умер примерно в 1130 г. Его норманнским именем было, вероятно, Эддвал.
В Киево-Печерском патерике сообщается, что Георгий был обращен в православие вместе с отцом, то есть в 1068 г., вскоре после битвы с половцами на Альте. По легенде, с раннего детства Георгий страдал болезнью глаз, из-за которой три года ничего не видел. Его отец Шимон (Симон Варяг) упрашивал Феодосия Печерского молиться о его сыне Георгии, и благодаря этим молитвам мальчик прозрел.
Возмужав, Георгий Шимонович предположительно сменил своего отца в должности тысяцкого Ростовского княжества (1090–1093 гг.), а потом стал одним из наиболее влиятельных и доверенных лиц князя Владимира Всеволодовича Мономаха, который поручил ему быть главным советником при сыне Юрии Владимировиче (Долгоруком), отправленном на княжение в Ростово-Суздальскую землю. «И бысть послан от Володимера Мономаха в Суждальскую землю сий Георгий [Шимонович], дасть же ему и сына своего Георгия [Юрия]»[434].
Георгий Шимонович, так же как и его отец, был тесно связан с Киево-Печерской лаврой. Вероятно, при его участии в Суздале появился филиал знаменитой киевской обители. В ПВЛ при описании княжеских междоусобиц 1096 г. Дмитровский монастырь упоминается как единственное городское строение, не сожженное его врагами.
«В год 6604 (1096)… И когда пришел [Олег] в Суздаль, сдались ему суздальцы. Олег же, замирив город, одних похватал, а других изгнал и имущество у них отнял. И пошел к Ростову, и ростовцы сдались ему. (…) Пришла весть к Олегу [что идет на него Мстислав], что сторожа захвачены, и пошел к Ростову. Мстислав же пришел на Волгу, и поведали ему, что Олег повернул назад к Ростову, и пошел за ним Мстислав. Олег же пошел к Суздалю и, услышав, что преследует его Мстислав, повелел зажечь город Суздаль, только остался двор монастырский Печерского монастыря и церковь тамошняя Святого Дмитрия»[435].
В наше время в Суздале археологами была раскопана богатая боярская усадьба с северными чертами в домостроительстве и со скандинавскими вещами. Возможно, что она принадлежала либо самому Георгию Шимоновичу, либо одному из его приближенных. Гибель усадьбы связывают с пожаром 1096 г.[436]
Под 6638 (1129 г.) в летописях Георгий именуется ростовским тысяцким: «Георгии Ростовьскыи и тысячкои окова гробъ Федосьевъ, игумена Печерьскаго, при игумени Тимофеи»[437].
В 1130 г. Георгий прислал в Киево-Печерскую лавру 500 гривен серебра и 50 гривен золота, по версии Киево-Печерского патерика – для украшения гробницы святого Феодосия Печерского. Ценнейший дар доставил из Суздаля в Киев подручный Георгия, боярин Василий, пытавшийся сначала скрыть пятую часть богатства, а затем раскаявшийся.
«Василий же открыл сокровище, посланное на окование раки святого, и взял оттуда пятую часть золота и серебра, и истратил на себя и на коней; и не уразумел он, что гнев претерпел за хулу свою. И когда приехал он в Чернигов, то упал с коня и так разбился, что не мог и рукой пошевелить… Тогда игумен пошел к Днепру, ввел Василия на гору и положил его на гробницу святого – и встал Василий цел и здоров всем телом, и подал он игумену четыреста гривен серебра и сорок гривен золота. Игумен же сказал ему: “Чадо, а где еще сто гривен серебра и десять – золота?” Василий же начал каяться, говоря: “Я взял и растратил; подожди, отче, все тебе отдам; я хотел скрыть это, думая утаить от всевидящего Бога”»[438].
Последнее упоминание о Георгии Шимоновиче (Симоновиче) обнаруживается под 1149 г., когда он якобы ходил с Юрием Долгоруким и половцами на великого князя Изяслава Мстиславича и захватил Киев. В 1149 г. Георгию Шимоновичу (Симоновичу) могло быть уже порядка 90 лет, возраст совсем не для военных походов, да и умер он, вероятно, гораздо раньше.
Это известие, скорее всего, тесно связано с двумя другими известиями (см. ниже), также довольно сомнительными, вставленным в Киево-Печерский патерик кем-то из потомков Георгия с целью обоснования собственных претензий на суздальские земли.
«Спустя много лет сел Георгий Владимирович [Юрий Долгорукий] в Киеве, тысяцкому своему Георгию, как отцу родному, поручил землю Суздальскую»[439].
В том же Киево-Печерском патерике приводится выдержка из письма Георгия Симоновича в Киево-Печерскую лавру, за которой нам видится предсмертное завещание Георгия, составленное предположительно в 1129–1130 гг., но впоследствии, слегка подкорректированное под более позднюю дату – 1149 г. – специальной вставкой, которую довольно легко обнаружить (выделено курсивом):
«Я, Георгий, сын Симонов, раб пресвятой владычицы Богородицы и святого Феодосия, благословен был святою рукой его: некогда болел я три года глазами, так что и луча солнечного не видел, и по его слову исцелился, услышал из уст его: “Прозри!” – и прозрел. И вот поэтому пишу грамоту сию до последнего в роду моем, чтобы никто не был отлучен от дома пресвятой владычицы Богородицы и преподобных Антония и Феодосия. Если же кто и в крайнее убожество впадет и не сможет ничего дать, пусть будет положен хотя бы в селениях церкви той: везде ведь молитва Антониева и Феодосиева помогает. Когда мы приходили с половцами на Изяслава Мстиславовича, увидали мы издали ограду высокую и быстро пошли туда, а никто не знал, какой это город. Половцы же бились под ним и многие ранены были, и побежали мы от города того. После уже узнали мы, что это было село обители Святой Богородицы Печерской, а города тут никогда и не бывало, и сами, живущие в селе том, не знали о случившемся, и, лишь на другой день вышедши, увидали, что произошло кровопролитие, и подивились бывшему. Я пишу вам об этом потому, что все вы вписаны в молитву святого Феодосия; он обещал отцу моему Симону как о своих черноризцах, так и о нас молиться. Молитву эту велел отец мой, веря в обет святого, вложить в руку его, когда
