часов. Я по-прежнему езжу быстро, так что с легкостью могу преодолеть это расстояние и за три часа.
По дороге к Хот-Спрингсу я проезжаю Гленвуд, в котором ненадолго задерживаюсь у могилы Чипа. Бедный парень добрался аж до Вашингтона и в итоге навечно остался в месте, из которого стремился сбежать. В последний раз я видела могилу Чипа в день похорон в 1991 году и на долю секунды засомневалась, что смогу ее узнать. Двадцать восемь лет – это не шутки!
– Чип, – говорю я в пустоту, – покажи мне, где ты…
Я осторожно ступаю между затопленных могил. Верю, что Чип приведет меня к своей могиле, и время от времени зову его по имени. А вот и он. Я замечаю углубление на его могиле: признак затопляемости. Надгробный камень чуть накренился на восток и сверху порос лишайником. Но кто-то принес на могилу белые цветы.
– Я знала, что найду тебя.
Я обращаюсь к Чипу, как к живому, и мне хочется спросить его про доктора; сказать, что какие бы отношения их ни связывали, я рада, что у Чипа в жизни был такой близкий человек. Обернувшись на шум, доносящийся с противоположного конца кладбища, я становлюсь свидетельницей возрождения старомодной религиозной практики: священник выкрикивает слова проповеди в микрофон. Звук из мощных колонок, отражаясь от стены карьера, становится еще громче. Такое зрелище вполне можно было наблюдать и в 1991 году.
Оказавшись в Хот-Спрингсе, я первым делом еду в дом родителей Люка. Я приезжаю без приглашения, но мать Люка мне очень рада. Некоторое время назад у нее умер муж. Я вновь благодарю ее за то, что их семья – едва ли не единственная из всех – не отвернулась от своего ребенка. Мать Люка спрашивает, получаю ли я новости от Тодда. Я нашла его в Форт-Уэрте, где он, видимо, решил задержаться, хотя раньше планировал максимум ближайшие пять лет своей жизни. Он болтал со мной по телефону, сидя в том доме, в котором они собирались жить вместе с Люком.
Попрощавшись с матерью Люка, я замечаю, что запруда, в которой крестили Люка, зацементирована.
Дальше мой путь лежит по городским окраинам, и я узнаю стрип-клуб, в котором работала Долли. Теперь он называется «Буги-бар и гриль». На Сентрал-авеню, напротив гостиницы «Арлингтон», замечаю статую Девы Марии и решаю поехать по длинной дороге, чтобы посмотреть на место, где когда-то располагался «Наш дом». Проезжая мимо знакомого здания, я улыбаюсь.
И вот я – на кладбище Файлс.
Я хожу по кладбищу кругами, и под моими ботинками хрустят сосновые иголки. Над моей головой по-прежнему раздается свист пересмешников. Я раздвигаю кусты то тут, то там и, поздоровавшись с Мисти, подхожу к Энджелу, Карлосу и Антонио.
Оказавшись у могилы Тима и Джима, замечаю, как на солнце мерцают лежащие на земле камни. Я становлюсь на колени и выкапываю их из грязи. Это кварцевые кристаллы. Они совершенно прозрачные, но в них можно разглядеть крошечные точки. Я забираю несколько кристаллов, чтобы отдать их внукам. Подарки от Тима и Джима.
Я подхожу к могиле, в которой покоятся мой отец и Джимми. Чаще всего мне задают один ненавистный вопрос: зачем я вошла в палату к Джимми? И почему я решила помогать людям? Эти вопросы звучат снова и снова. «Почему вы этим занимались? Зачем?» Правильный ответ: как я могла этого не делать? Вопрос, который действительно стоит задать: как вы могли этого не делать?
– Все началось благодаря тебе, – говорю я Джимми. – Спасибо.
Я еду к озеру Гамильтон – сегодня буду ночевать в его окрестностях. Мне легче дышится в окружении озера и леса, которые когда-то стали убежищем для маленькой девочки.
Окна квартиры выходят на озеро, а еще на западной стене есть большое панорамное окно, и я смотрю, как солнце садится за горы.
Я любуюсь синей гладью, и тут раздается звонок в дверь.
– Ты пришел, – говорю я и, почти пританцовывая, подхожу к двери.
Открыв дверь, я тут же начинаю его обнимать.
– Привет, Рути.
– Пол, как же я рада тебя видеть!
Я кручусь вокруг Пола, словно он промок под ураганным ливнем, но на улице ясно. Мы принимаемся болтать и говорим друг другу, как рады встрече. Пол принес две сумки, набитые фотоальбомами. Он раскладывает их на столе у панорамного окна.
Так мы просиживаем несколько часов: рассматриваем каждую фотографию и погружаемся в воспоминания. В течение многих лет мы специально старались не воскрешать в памяти те события. Я отмечаю про себя, что мне безумно приятно говорить с человеком, который понимает, что нам не всегда просто даются мысли о тех временах и что не всегда легко касаться воспоминаний, которые хотелось бы стереть.
– Все это слишком болезненно, – произносит Пол. – Все началось еще тогда. Мне нужно было постоянно отбрасывать все темные мысли. Я не мог пойти на работу и на вопрос «Ты чего такой грустный?» ответить: «Я снова был на похоронах друга, который умер от СПИДа». Это было невозможно. В общественном пространстве так вести себя нельзя. Сейчас стало чуть проще, но люди по-прежнему не хотят слышать про СПИД.
Пол снова влюбился. В чудесного человека по имени Роберт. Пол переехал в Хот-Спрингс из Оклахомы почти сразу после смерти Билли. Роберт был копией Билли, только чуть выше ростом. Вокруг судачили, что Пол слишком рано заводит новые отношения, даже приходили ко мне жаловаться по этому поводу. Но на самом деле все завидовали Роберту, потому что каждый втайне надеялся, что сам станет новой миссис Уайнленд. Пол с Робертом по-прежнему вместе. И именно осознание того, что рядом с Полом есть надежный любящий человек, позволило мне решиться на переезд из Хот-Спрингса.
Когда Пол раскрывает альбомы, у меня перед глазами оживает «Наш дом». Через некоторое время после смерти Билли бар переехал на Ист-Гранд-авеню. На новом месте все было по-другому. Умерло слишком много завсегдатаев бара. А когда Пол уволился, «Наш дом», который я знала, прекратил свое существование. В конце альбомов, которые принес Пол, вклеены фотографии Билли.
– Я будто смотрю старое кино, – говорит Пол, разглядывая снимки. – Он был так молод! Мне постоянно в голову приходит мысль: «Как я мог встречаться с таким молоденьким парнем?» Но потом вспоминаю и себя в то время. И все становится на свои места.
Пол молчит. И я знаю, что мы оба думаем о последних днях Билли. Мы с Полом превратились в живые летописи. Мы тщательно исследуем каждое воспоминание. И не важно, насколько счастливым оно является.
– Ты всегда была такой спокойной, – говорит Пол, – словно заранее прочла сценарий. Взять хотя бы похороны… Я знал, что ты кого-то упросила дать мне возможность побыть с Билли наедине, но я не знал, о чем вы говорили.
– Тебе не нужно было об этом знать.
– Ты говорила: «Делай то. Делай это. Должно сработать». Оглядываясь назад, я думаю: «Она правда была такой умной? Или ее кто-то направлял?»
– Меня направлял Господь, – сказала я. – Но тогда на похоронах Он благоволил не мне, а тебе. Я была лишь шестеренкой в Его плане.
– Ты единственная так много нам помогала. – Пол протягивает мне нашу с Билли общую фотографию. – Пусть она останется у тебя.
Мы оба улыбаемся, разглядывая фотографию, на который мы с Билли так молоды. Я вспоминаю, как впервые увидела Билли… Как мы с ним катались на слоне – и при этом не хотели думать о том, что нас ждет впереди. Мы с Полом молчим, и я замедляю дыхание, чтобы дышать в одном ритме с Билли.
Билли где-то рядом, и я улыбаюсь.
Слова благодарности
РУТ КОКЕР БЕРКС
Прежде всего я должна поблагодарить всех тех, о ком заботилась, особенно мужчин из хот-спрингского бара «Наш дом» и из литл-рокского бара «Открытие». Они приняли в свой круг меня и мою дочь, став для нас семьей. Для меня большая честь быть частью ваших жизней.
Я бесконечно обязана каждому дрэг-квин, которого мне довелось узнать как на сцене, так и за ее пределами. Они показали мне,
