ли у меня вообще еще возможность писать?»
– Дом! Полусвет! – скомандовала она, и шторки на окнах послушно приняли нужную проницаемость.
Маша выбрала в меню на экране стоящего рядом аватара легкий завтрак.
– СУПЕР рекомендует вам сегодня во второй половине дня для сбалансированного развития полевую тренировку со вторым уровнем сложности, – сказал помощник официальным голосом.
– Полевую? А что, боишься, что я тебе в спарринге последнюю антенну отломаю? – засмеялась Маша. Дурацкие рекомендации аватара немного отвлекали ее от грустных дум.
– Никак нет, – по-военному отозвался помощник.
– Будет тебе полевая, – задумчиво сказала Маша, перестав улыбаться.
Она не могла поступить по-другому. Чтобы подтвердить или опровергнуть Аринины подозрения, надо было все выяснить на месте. И никто, кроме Маши, сделать этого бы сейчас не смог. Поэтому выбора не было. Следовало разобраться окончательно и поставить на этом точку.
– Скажи, mon cher, – проникновенно обратилась она к Аватару, – а приходилось ли тебе когда-нибудь управлять вертолетом?
* * *
Влад пришел немного раньше. Николай Петрович был еще на процедурах.
Влад решил подождать его здесь, в коридоре амбулатории. Сквозь плексигласовые панели палаты было смутно видно, как Исаева-старшего укладывают в ультра-саркофаг, как накрывают прозрачным колпаком.
Отец был отделен сейчас от него всего лишь несколькими тонкими перегородками, а Владу казалось, что он очень далеко от него, такой одинокий во всем мире.
Он попытался взять себя в руки. Никогда раньше он не замечал за собой таких приступов сентиментальности. Может, дело в предстартовом мандраже? Ведь уже завтра… И что он скажет после отцу? Найдет ли, что сказать?
Процедура оказалась недолгой. Уже через пятнадцать минут Николай Петрович выкатывался из палаты на своей колясочке в сопровождении электронного соглядатая.
– О, сынок! Я думал, ты позже приедешь! – Исаев-старший ловко подкатил к большому витражному окну вестибюля.
– Позже у меня дела, – пояснил Влад, приветственно дотрагиваясь до отцовского плеча. – Жизнь кипит.
– Что кипит – очень хорошо! Слушай, давай, наверное, здесь поговорим, мне через полчаса снова на мнемотерапию в этом корпусе, неохота туда-сюда мотаться.
– Давай здесь, конечно! – согласился Влад. – Без проблем!
– Ты вон присядь в кресло или можно…
– Пап, да все нормально, чего ты. Расскажи лучше, как здоровье?
Николай Петрович быстро глянул на сына и отвел взгляд. Некоторое время не отвечал, разглядывая узоры на декор-панелях.
– Эти, – наконец проговорил он, кивая в сторону ординаторской, – убеждают, что регресса нет, что восстановление хоть и очень маленьким темпом, но идет. Но я им не верю.
– Вот еще? – возмущенно произнес Влад. – Что за новости, почему не веришь-то? Они же основываются на данных анализов. Объективных показателей!
– Потому что, сынок, это мое тело. И мои органы. Как они могут лучше меня знать, что там у меня и как? Скажи мне.
– Да ерунда, па, мало ли чего нам иногда кажется. А там все-таки приборы. Их не обманешь.
– Приборы, они да. Не врут. Только вот я уверен, что наблюдать мне эти больничные стены с расписными узорами до самого конца.
– Я тебя совсем не узнаю! – признался Влад, чувствуя в душе нехорошую тяжесть. – Что за упаднические настроения?
– Ты не прав, сынок, это не упадничество. Это просто принятие. Один из этапов, через которые так или иначе проходят все. И в этом нет ничего страшного по большому счету. Если поразмыслить спокойно.
– Раньше ты никогда не позволял себе такие разговоры, – заметил Влад с тревогой.
– Раньше я был здоровым, – хихикнул Николай Петрович. – А тут, кроме как размышлять да в шахматы играть, и делать-то больше нечего. И знаешь, сын, я кое-что только тут понял.
– Что?
– То, что человек глуп. Он не замечает самого главного в своей жизни до того самого момента, когда это главное в его жизни исчезает.
– Так это давно известно, имея – не храним, а потерявши – плачем.
– Я немного не про это. Про, как бы это сказать, состояние какой-то глупой эйфории, что ли? От того, что ты уверен, что так надо. И у тебя есть семья, ребенок, работа… Убеждения есть. И хочется менять этот мир, бороться…
– Разве это плохо? Или неправильно?
– Правильно! Конечно, правильно, только вот ты ставишь в середину этого мира себя самого. И стараешься подстроить весь этот мир под себя.
– Если честно, не совсем понимаю, о чем ты.
Николай Петрович досадливо крякнул, помолчал и продолжил:
– Да это просто я объясняю косноязычно! Попробую попроще – я думаю теперь, что не настолько был прав в своем противостоянии с системой. Нет, ты не подумай, я вовсе не жалею, что все так произошло, что тебя воспитывали без этих помощничков и так далее. Дело в том, что не это главное. Как не может компьютер сделать тебя ответственным, порядочным, сострадательным, так и не сможет он тебя этого лишить! Нельзя помешать человеку быть человеком! Робот его воспитывает или родные родители. А мы с тобой назначили на роль врага систему и все поступки рассматривали под этим углом зрения.
– Надо же! Ты мне решил это сказать именно сейчас?! Ни раньше, ни позже?
– Ты только не обижайся, сын. Я тут… Тут многое переоцениваешь. Многое открывается совсем с другой стороны. Я тебя ни в чем не собираюсь переубеждать, ни в коем случае! Хочу лишь донести до тебя одну простую мысль – ставить себя в центр вселенной не всегда правильно. Случаются ситуации, когда это не работает. Или работает неправильно. И это может привести к очень большой ошибке. К ошибке непоправимой. И это самое страшное в жизни, поверь мне!
– М-даа, – протянул Влад в смешанных чувствах.
Что происходило вокруг? Такой привычный и такой непоколебимый мир то и дело давал трещины. Арина, Маша, теперь отец! Нет, они не выступали открыто против того, во что сами же еще совсем недавно безропотно верили! Нет, но они все сеяли зерна сомнения, потому что это были очень близкие Владу люди и он к ним всегда прислушивался, несмотря ни на что. Да, они заблуждались, но… Что? И почему именно сейчас?
– Ты мне сейчас ничего не отвечай, сынок, – попросил Николай Петрович. – На такое сразу и не ответишь. Вернее, ответишь. Да не так, как хотелось бы. Ты просто подумай. Хорошенько так, крепко. Ты еще молодой, у тебя вся жизнь впереди.
– Не ожидал я от тебя, батя, – признался Влад.
Исаев-старший ничего не ответил, только покачал согласно головой.
– Ладно, прорвемся, – произнес Влад бодро, стараясь вселить в отца хоть какой-то оптимизм. – И не из такого выкарабкивались. У меня завтра тяжелый день, увидимся уже на следующей неделе, скорее всего.
– А что будет завтра? – спросил Николай Петрович, поднимая взгляд.
– Да
