Ольга отставила на край кровати столик-поднос с пустыми тарелками и в раздумье подтянула халат:
— Надоело лежать. Походить что ли? Хотя бы по коридору, — собирала растрепавшиеся волосы в хвост. Предстояло пойти на третий этаж и облегчить кубышку на шиллинг, дав женщине на текущие расходы.
— Если хотите, можно ненадолго выйти на улицу и посидеть на крыльце, — предложила Эшли, задвигая ящик и закрывая шкаф. — Который день тепло. Хоть солнце и клонится к вечеру, но ветра нет.
Странный гулкий стук за дверью заставил их насторожиться. Ольга моментально натянула халат, а Эшли выглянула в коридор.
— К вам хозяйка идёт, — обернулась она, отступая от двери.
— Хозяйка? Она же… — не договорила Ольга, быстрым оценивающим взором окидывая комнату. Сколько дней она не видела генеральшу? Два? Три?
О том, что постоялица нездорова, говорило многое: и столик-поднос на кровати с пустыми тарелками, и заставленная баночками с мазями и бутылками с травяными отварами круглая тумбочка, и полотенце на спинке стула, и приготовленное к стирке бельё. Лёгкий беспорядок, присущий комнатам, где лежит больной, не заметит лишь слепой. Да и запах еды, смешанный с густыми ароматами трав говорил за себя.
Вот и ладно, — успокоилась Ольга. Все имеют право болеть. Ну, не сообщила она об этом хозяйке… Значит, не хотела её беспокоить.
Следом за миссис Макинтайр вошла Гризель. В её руках пестрел небольшой букет гиацинтов.
Ольга прикипела к ним взглядом, чувствуя приближение неприятностей и связывая с ними приход посыльного с цветами от наглого Уайта.
Сондра медленно прошла в комнату и тяжело села в кресло. Выпрямилась, сложила ладони на массивном набалдашнике трости, отдышалась. Бледное лицо, усеянное коричневыми веснушками, блестело от пота. Затуманенным взором она обвела мебель, ковёр на полу, стены. Остановившись на картине с оранжевым солнцем, опустила глаза на камин.
— Давно я здесь не была, — задумчиво сказала она. — А вы напрасно не сказали мне, что больны. Я бы послала за доктором Олсоппом. Он опытный и берёт недорого.
Гризель, не дождавшись указаний, передала цветы Эшли и вышла в коридор.
Сондра осмотрела добротное платье прислуги, выискивающей, во что поставить букет.
— Возьмите кувшин в ватерклозете. Насколько я помню, там должен быть подходящий.
Проследив за вышедшей женщиной, генеральша, не мигая, уставилась на Ольгу. Вздёрнула бровь и тряхнула пышной причёской:
— А вас, мисс Табби, попрошу больше не привечать вашего поклонника. Мужчина, не оставивший карточку в цветах и не обозначивший цель своего подношения и таким образом пожелавший остаться неизвестным, не достоин внимания леди.
— Почему «пожелавший остаться неизвестным»? — удивилась Ольга подобному заявлению. — Я его знаю.
— Вы уверены? — сузила жёлто-зелёные глаза Сондра, прожигая постоялицу подозрительным взором. — Вы знаете, от кого всякий раз получаете цветы без карточек?
Вернулась Эшли с полным кувшином воды. Поняв, о чём идёт речь, не моргнув глазом, заявила:
— Цветы прислал мистер Хуффи Уорд — хозяин книжной лавки. Я слышала, как он отправлял мальчика к цветочнице.
Ольга с благодарностью посмотрела на заступницу.
— И два дня назад эти цветы тоже он прислал? — указала генеральша тростью на тюльпаны. — А вы, стало быть, тоже работаете в лавке мистера Уорда?
Эшли кивнула и с гордостью отозвалась:
— И эти. После открытия лавки, которое устроила мисс Табби, у нас отбоя нет от покупателей. Вот хозяин и не нарадуется и от всей души желает мисс скорейшего выздоровления.
— Желает выздоровления, а о визите доктора не позаботился, — недовольно поджала губы Сондра. — Уж эти лавочники ничего не делают без выгоды для себя. Снова загрузит леди непосильной работой, а прибыль в банк отнесёт да положит под проценты. И потом, — перевела она дух, — уважающая себя леди не станет надрывать своё здоровье в какой-то там лавке. Она должна радеть о благополучии своей семьи, разобраться со своей жизнью, а уж затем в силу своих возможностей беспокоиться о других и заниматься благотворительностью. Великий грех у того на душе, кто не печётся о своём устройстве.
Сондра Макинтайр встала и, сочтя свой визит завершённым, обвела присутствующих взором умудрённой жизнью женщины:
— Всё же вам следовало сообщить мне о болезни, — не сдержалась она от замечания. — Вижу, что из вашего… хм… нынешнего окружения, только я в состоянии позаботиться о вас.
— Не хотела вас беспокоить, — поднялась Ольга. — Мне уже намного лучше. Сожалею, что доставила вам столько хлопот.
Миссис Макинтайр вздохнула и, впечатывая пяту трости в ковёр, чинно вышла.
— Гризель, — раздался её воинственный голос, — подставь-ка мне плечо.
Не генеральша, а жандарм в юбке, — сверлила Ольга взглядом спину уходившей хозяйки. В то же время стало её жаль. Женщина с больными ногами проделала нелёгкий путь, чтобы убедиться, что с постоялицей всё в порядке и при необходимости предложить посильную помощь. Не хотелось думать, что целью визита были цветы от незнакомца, посмевшего посягнуть на честь леди, взятой ею под опеку.
Ольга ощутила небывалое облегчение:
— Так гиацинты от Хуффи!
— Не думаю, — ответила Эшли, поправляя цветы в кувшине. — Я бы знала.
— А тюльпаны? — не теряла надежду леди.
Эшли насупилась и принялась мести пол.
— Вы солгали, — огорчилась Ольга.
— Во благо вам, — обиженно пробурчали на её укор.
— Помните, в Евангелии от Марка сказано, что нет ничего тайного, чтобы не стало явным? — напомнила леди и добавила: — Кто бы ни был наш неизвестный, а от него одни неприятности. Снова приходится лгать, — пояснила она, зная, что Эшли поймёт, кого она имеет в виду.
Разумеется, Сондра права. Если бы у Ольги была возможность оказаться у двери в момент прихода посыльного, она бы развернула его на сто восемьдесят градусов. И не только потому, что в цветах нет карточки.
Эшли с преувеличенным усердием занялась уборкой комнаты, а леди поднялась на третий этаж и достала из тайника металлическую коробку. Присела на краешек пыльного стула и пересчитала деньги. Полюбовалась серебряной ложечкой, взвесила на ладони золотую цепь от брегета и перечитала брачный контракт с лордом Стэнли Элгардом Хардингом. Вспомнила, что собиралась написать письмо Веноне. Интересно, в какой форме и когда сообщат ей о разводе дочери? И сообщат ли вообще?
«Украшения виконтессы переданы маркизе Стакей», — ворвался в сознание сухой голос графа Малгри. У Ольги вспыхнули щёки, сердце сжалось, к горлу подступил ком. Мужчина усомнился в её честности и порядочности. Обидно. Ольга бы ни за что не оставила украшения Шэйлы у себя. Ещё Мартин сказал, что любит её. Только вот её ли? Кого он видит перед собой? Учитывая, что мужчины любят глазами, для него обличье Шэйлы имеет большое значение. И насколько для него важна мятежная душа неизвестной женщины, нашедшая приют в чужом теле?
