Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 113
Рыбы безмолвно таращились на то, как совершенно безнаказанно я подкрадывалась и заплетала косички спящей на втором ярусе Юле – у нее такие длинные волосы, что всегда свешиваются с подушки. А потом, когда все просыпались, забавно было наблюдать всеобщее изумление: ложилась Юля с распущенной гривой, а встала, как узбечка, с двадцатью пятью маленькими «змейками», торчащими на голове в разные стороны. И главное – ничего, кроме пользы! Ведь воспитательница всегда жаловалась, что Юлины буйные «патлы» тяжело расчесывать.
Да мало ли о каких еще моих делах честно молчали эти самые рыбы! И главное, выдали они меня совершенно невольно – я же не знала, что они тоже не любят манную кашу! Вот тумбочка под аквариумом – та регулярно и покорно принимала от меня все ненавидимые мной творожные запеканки и свято хранила наш общий секрет. А рыбы… рыбы не сдюжили той тарелки манной каши, которую я им скормила, и дружно всплыли брюшками кверху.
Естественно, что вопрос, как стать хорошей, чтобы устраивать всех: и Бабушку, и Тетю, и воспитателей, и ребят в группе, – через какое-то время стал волновать не только Бабушку, но и меня саму. И тем настоятельнее эта проблема требовала разрешения, что я, по сути, так до конца и не понимала: а чем же я, собственно, «плоха»? И что же это такое «быть хорошей»?
Вот стою я вечером перед зеркалом, любуюсь своим отражением и думаю: завтра, как приду в новый детский сад, так сразу начну новую жизнь. И представляю: вхожу в группу, всем говорю «Здравствуйте!». Аккуратно свои вещи в шкафчике развешиваю. В тихий час ложусь, глаза закрываю и просыпаюсь ровно тогда, когда воспитательница начинает будить всех на полдник. И все сразу говорят: «Какая хорошая девочка!»
Но тут же вспоминаю: я так уже пробовала! И что же? Даже когда я умывалась как следует, а не протирала глаза и нос мокрым пальцем, чистила зубы, а не просто окунала в воду зубную щетку и смывала кусочек пасты в раковину; даже когда я сама застилала по утрам постель и помогала мыть посуду, и даже когда каким-то чудом мне удавалось заснуть в детском саду во время тихого часа, меня никто не хвалил. Этого просто не замечали, словно это само собой разумеется и так и должно быть!
Я попадала в фокус чужого взгляда только тогда, когда что-нибудь роняла или падала сама, что-нибудь разбивала или расшибала себе локти и коленки, от чего-нибудь отвлекала или сама была не слишком внимательна. Во всех других случаях я мгновенно оказывалась в положении Нины из прошлого детского сада или Зои из позапрошлого. У этих тихих, безмолвных девочек все всегда было в порядке: и одежда, и обувь, даже в самую слякотную слякоть. У них всегда все аккуратно сложено в шкафчиках. И самые чистые, «всесъеденные» тарелки с молочным супом. И самые приглаженные волосы. И самые ровные линии в рисунках на совершенно неизмятых листочках. И самые правильные ответы на вопросы воспитательниц, и… самые скучные игры на свете. Ну как, скажите, за столом шарики из хлеба не катать и в чужие тарелки не пулять? Как в новехоньких белых резиновых сапогах не попробовать, какой глубины лужа, неизменно стоявшая при выходе с нашей прогулочной площадки? Как, скажите, не получить удовольствие от того, что вода в луже грязная, а сапоги все же остаются ослепительно чистыми? Как из листочков бумаги не складывать самолетик и не запускать его во время рисования, целясь непременно в открытую форточку, чтобы он вылетел из окошка детского сада и растворился в безоблачном большом небе?
На них никто никогда не кричал. Никогда никто из них не оказывался в углу. Они имели самые красивые и опрятные платья на утренниках и всегда с правильным выражением читали стихи, не забывая и не путая строчки. Только вот почему-то, вспоминая про них, я никак не могла восстановить в памяти их лиц. Они даже мне казались чем-то похожими между собой, хоть и не были родственницами и никогда не встречались. Вот, например, часто ли болела эта Нина из прошлого сада или всегда была здорова и играла с нами в группе? Праздновали ли мы все вместе день рождения Зои из позапрошлого сада? Оставляли ли кого-нибудь из них родители ночевать в детском саду, как меня, или всегда забирали?
Но зато Лену из позапозапрошлого детского сада я помнила очень хорошо! Такая же, как Нина и Зоя, тихая и благообразная, такая же аккуратная и послушная, она всегда ставилась воспитателями нам всем в пример. Однако…
Та кнопка на стуле, на которую села наша воспитательница, была подложена не Русланом. Хотя попало именно ему, потому что коробочка с кнопками оказалась почему-то в его шкафчике. Часы воспитательницы, которые пропали во время тихого часа, Сережка нашел за батареей, и мы все долго ими играли, пока не разразился страшный скандал. Сережку обвинили в том, что он украл их со стола во время лепки из пластилина. Но ведь я никогда не сплю в тихий час и сквозь неплотно сжатые ресницы видела, что в туалет отпрашивалась одна только Лена. И именно она примеряла их, вернувшись в свою кроватку.
Когда в наш садик привезли самую первую и единственную куклу Барби, воспитательница выдавала ее поиграть только самым примерным детям, и то ненадолго. Понятно, что мне она не доставалась никогда. Зато Лена через день, на зависть всем девчонкам, делала кукле самые замысловатые прически и приносила из дому для нее удивительные новые одежки, которые вязала и шила для ее собственной домашней куклы Ленина мама.
В тот день я нашла Барби в умопомрачительном свитере и очаровательной короткой юбочке лежащей в углу игровой комнаты на полу. Но стоило мне ее поднять, как одна рука у нее отвалилась и безвольно повисла, удерживаемая только рукавом.
Я страшно испугалась и понесла куклу воспитательнице:
– Марьстепанна! Марьстепанна! Кто-то оторвал руку нашей Барби!
– Как она у тебя оказалась? – строго спросила Марьстепанна.
– Я нашла ее на полу в игровой.
– Неправда, – стальным тоном сказала Марьстепанна. – Кто разрешил тебе ее взять? Я дала куклу Лене, только ей, и больше никому!
– Но я не забирала ее у Лены! Я даже не просила! Барби лежала там, в углу…
– Хорошо, – все так же строго сказала Марьстепанна. – Не трудись врать, сейчас мы все узнаем! Леночка! – Тут тон ее заметно смягчился, а черты лица разгладились. – Поди-ка сюда, детка!
Лена подошла и тут увидела Барби на столе у воспитательницы. Огромные ее ясные голубые глаза наполнились слезами, губки набухли, и первая полновесная капля сползла по бледной атласной коже щеки.
– Леночка, как Барби попала к Маше? Я ведь доверила ее только тебе!
Леночка опустила глаза и вслед за первой каплей на щеке показалась вторая.
– Ты не плачь, пожалуйста, тебя никто ни в чем не обвиняет, – смягчилась Марьстепанна. – Скажи, у тебя ее отобрали?
Лена взмахнула ресницами, и теперь уже новые капли, набирая скорость, заструились по ее щекам.
– А кто? Маша?
Слезы теперь бежали безостановочно, но Лена по-прежнему молчала и смотрела в пол.
– Леночка, детка, это прекрасно, просто очень благородно с твоей стороны, что ты не хочешь ябедничать на подружку! – заливалась Марьстепанна. – Но пойми и меня – я должна знать правду!
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 113
