Запрыгнув в машину, он дал по газам, и вскоре уже машина скрылась из виду. А Рубина все так же неторопливо подошла к тому месту, где несколько мгновений назад стоял автомобиль. Она сразу же увидела колечко, наклонилась и подняла его.
* * *
И снова ничего не получилось. Окончательно стало ясно, что они обречены.
— Все, Миро, хватит, — сказала Кармелита. — Все равно нет больше никакого выхода, я не хочу провести последние минуты в каком-то глупом копошении.
— Подожди, постой, давай я еще раз попытаюсь…
— Нет, нет, не нужно. Ты же видишь, что все это бесполезно. Лучше просто поговорим, попрощаемся.
Он понял, что она совершенно права. Иногда нужно иметь смелость признаться себе в самом худшем.
— Прости… Прости, моя любимая, что не смог тебя уберечь.
— Это ты меня прости. — По щекам Кармелиты потекли невидимые в пещере слезы. — Ведь ты здесь из-за меня оказался.
— Конечно, из-за тебя. И ни секунды не жалею. Ведь я всегда мечтал быть рядом с тобой. И вот мы вместе. И теперь уж навсегда будем вместе…
— Миро! Миро! Ну почему все так несправедливо? Почему, как только подходишь к счастью… как только начинаешь чувствовать его, немножко, краешком, так сразу все кончается.
— Если бы что-то можно было изменить и каким-то чудом мы отсюда выбрались… Я бы никогда больше не отпустил тебя. Ни на шаг не отпустил бы!
— И ты бы мне простил Максима?
— Да что же прощать. Настоящая любовь не требует прощений. А эта любовь была настоящей. От нее он и погиб… А теперь мы погибнем. Тоже из-за любви. Да и вообще, достаточно один раз заглянуть в глаза смерти, чтобы понять, насколько это неважно.
— Да… да… Спасибо… Как бы я хотела, чтобы ты меня обнял сейчас.
— Увы, — сказал Миро. — Я сейчас не могу даже этого…
Он прислонился лбом ко лбу Кармелиты. И она снова заплакала.
* * *
Рубина, растерянная и задумчивая, присела у дверей автосервиса на ступеньки. Посмотрела на колечко Кармелиты, оброненное Игорем, повертела его в руках. К ней подбежала Люцита.
— Рубина, что с тобой? Тебе плохо? Почему ты на ступеньках сидишь?
— Эх, молодежь… — улыбнулась Рубина. — «Почему на ступеньках»? У цыгана дом — везде, где остановится. И скамейка — везде, где присядет. Вот, глянь на это колечко…
Люцита взяла кольцо всмотрелась в него. Красивое…
— Что это?
— Это колечко Кармелиты. Ей Астахов подарил. А оно тут оказалось… Выпало из кармана у вора. Или мародера…
И тут Люцита иначе посмотрела на кольцо, тем самым взглядом, внутренним.
Миро и Кармелита вместе. Их лица рядом. Они целуются…
Люцита улыбнулась. И видение тут же прервалось.
— Что? Что? Ты что-то видела. Скажи, где они.
— Извини, Рубина. Я не успела заметить. Увидела только, что они целуются.
— Целуются?
— Да.
— Значит, не все так плохо.
— Погоди судить. Я сейчас еще раз всмотрюсь…
Они перестали целоваться. Лицо Кармелиты мокро от слез. Что это? Они связаны. И вокруг темень, страшная темень, хоть глаз выколи.
Люцита не на шутку перепугалась.
— Рубина, они связаны! Кармелита плачет. Все очень плохо. Это прощальные поцелуи!
— Еще! Посмотри еще раз. Не выходи так быстро, постарайся всмотреться, понять, где они находятся.
— Я не могу!
— Как?!
— Не могу, не получается! Я ничего не вижу!
— Люцита. Ты, главное — не нервничай. Успокойся — это главное!
— Да, да, конечно.
Но легко сказать «да, конечно». Люциту всю трясло от волнения. У нее никак не получалось сосредоточиться и «увидеть» то, что нужно. Рубина поняла, что должна что-то сделать, как-то помочь, встряхнуть юную шувани.
— Девочка моя, сейчас все будет хорошо. Сейчас мы вместе постараемся. Давай смотри мне в зрачки. А я — тебе. — Она начала напевать старинную цыганскую песню.
И после этого они все увидели. Обе. Одновременно.
Миро и Кармелита лежат связанные в катакомбах.
— Катакомбы?!
— Да…
— Катакомбы… — Рубина вдруг взвилась, вскочив со ступенек. — Катакомбы! Их же должны сегодня взрывать! Прямо сейчас!
— Нужно кому-то позвонить…
— Нет, не нужно. Только время потратим. Вон Пашина машина. А я научилась водить!
* * *
Каждый мужчина в душе мальчик. И его неудержимо тянет к такому завораживающему зрелищу, как взрыв. Баро и Астахов стояли у катакомб, ожидая именно этого зрелища.
— Знаешь, — сказал Астахов. — Я в детстве страшно любил сам взрывы делать. Сначала спичечный коробок зажигал и бросал. Потом опыты ставил с разными веществами, смешивал, поджигал. Хорошо вообще, что цел остался. А уж как от матери доставалось!
— Удивил! Думаешь, Коля, ты один такой. У меня тоже разное бывало. Вот, помню, один раз…
Сзади, за их спинами раздался страшный скрип тормозов. Невероятная картина: за рулем — Рубина. И Рамир, и Николай рассмеялись, но уже через мгновение смех их прекратился.
— Там! Там! — кричала Рубина с перекошенным лицом.
— Там Миро и Кармелита в катакомбах, — подхватила Люцита.
— Что? — Баро и Астахов переглянулись.
— Остановите… взрыв… — выдохнула Рубина.
— Поздно, — решительно сказал Баро, быстро глянув на часы. — Десять минут осталось. Пока начнем звонить, объяснять, кто мы да что. Можем не успеть. Полезли сами. Вход недалеко, через минуту там будем.
Все четверо запрыгнули в машину. Только теперь уже ее вел Рамир.
* * *
— Прощай, любимая… — сказал Миро.
Каким-то шестым чувством, самой своей кожей, он ощутил, что вот-вот должен произойти взрыв.
— Прощай! — сказал Кармелита.
Они поцеловались. Теперь уж точно в последний раз.
Но вдруг услышали какой-то шум, получавшийся от наложения слов. Да нет, не просто слов, а имен. Их имен:
— Иро-о-о! И-та-а-а!
— Мы здесь! Здесь! Сюда! — закричали пленники что было силы.
Господи, неужели за ними пришли. Неужели появился шанс спастись. И еще остаться пожить на этой планете, несмотря ни на что, веселой и радостной.
Вскоре показался свет фонарика. Слабенького, дешевенького (какие обычно возят в бардачках «Жигулей» и «Лад»), с посаженными батарейками, но все же фонарика.
