Повисло тягостное молчание. Неожиданно Астахов вскочил с дивана и забегал по комнате:
— Я! Я виноват, что не удержал ее! Если бы я мог тогда понять, что с ней творится…
— Коля, не надо. Твоей вины нет. Не накручивай себя, — начал успокаивать его Зарецкий.
Как же все быстро меняется в жизни. Только что Баро подсознательно сам ждал слов сочувствия в свой адрес. И вдруг, в мгновение ока, он сам превратился в утешителя безутешного Астахова.
К счастью, Николай остановился, сумел удержать себя от начинавшейся истерики. И, чтоб успокоиться, чем-то занять себя, начал делать необязательные вещи, достал носовой платок, аккуратно сложил его и спрятал в карман, посмотрел на часы. Вслед за ним на часы глянул и Зарецкий.
— Коля! Что ж ты не сказал, который час?! Вот-вот должны взорвать катакомбы. Надо поехать, проконтролировать все работы. Или отложим?
— Не нужно откладывать, — устало сказал Астахов. — Ничего уже не изменишь… Сидеть тут, взаперти, ждать, непонятно чего, еще труднее. Поехали.
Глава 36
Миро и Кармелита долго пытались развязать веревки зубами. Но ничего не получилось — очень уж тугие узлы сделал Игорь. Попробовали тереться веревкой о торчащие камни. И здесь результат никудышный. Когда тебя спеленали так туго, трудно делать резкие, порывистые движения, необходимые для того, чтобы перетереть толстые волокна.
Устав от бесполезной возни, оба просто отвалились, легли на спину, отдышались.
— Ну что, давай еще раз! — сказал Миро и снова пополз к Кармелитиным запястьям.
Ему хотелось ласкать их — целовать, гладить. А приходилось вгрызаться в веревку, заодно цепляя клыками ее нежную кожу. Девушка поморщилась от боли, ойкнула, потом взвизгнула.
— Терпи. Терпи, моя хорошая, — сказал Миро и продолжил свое безнадежное занятие.
Поняв, что ничего не получается, он зарычал на всю пещеру от отчаяния и злости.
— Тише милый, — проронила Кармелита. — Ушам больно. Если зубами разгрызть не получается, давай я попробую руками что-то сделать. Одни связанные руки да другие связанные руки, может быть, вместе что-то получится.
— Вряд ли. Узлы слишком крепкие.
— Нет, Миро, надо пытаться, пока они не вернулись.
— Они не вернуться!
— Почему? Они хотят нас убить, значит, должны довести дело до конца.
— А они уже и довели его до конца… Сегодня катакомбы взорвут. Я думаю, времени уже совсем мало осталось…
Кармелита повернулась к нему, уткнулась лбом в плечо.
— Неужели это все? Все, что нам осталось… Связанными побыть вместе за полчаса до смерти…
Миро нашел в себе силы усмехнуться:
— Кармелитушка, я не знаю, сколько нам осталось. Может, полчаса. Может, три минуты. Может, три часа. Но сколько бы ни было, нужно еще и еще пытаться освободиться.
Они повернулись друг к другу спиной, по очереди пытаясь своими затекшими пальцами распутать грубые узлы. Периодически, чтобы рассеять мрачность ожидания, Миро устраивал игру-охоту, хватая всей пятерней какой-нибудь пальчик Кармелиты. И начинал крутить его в разные, стороны (но так чтоб не было очень уж больно).
Тогда Кармелита начинала вслух смеяться:
— Ой! Ой! Отпусти! Больно!
Он отпускал ее, и снова продолжались судорожные попытки освободиться.
* * *
Настал счастливейший для Люциты момент. Рычу стало лучше настолько, что врачи разрешили ей перейти в палату, покинув стульчик в коридоре, ставший уже родным. Теперь она все время была рядом с ним. И порой даже надоедала своей заботой. Ну просто очень нелегко болеть, когда подушку тебе поправляют раз пять в течение десяти минут.
А потом, во время одной из таких процедур Богдан вдруг спросил у жены:
— Люцита! А что там с Миро и Кармелитой?
— Они пропали…
И тогда он сказал:
— Мы должны сделать все, чтобы найти их.
Люцита замерла, как будто прислушиваясь к себе.
— Богдан… Ты настолько веришь в мои силы?
— Конечно, я уверен. Ты же спасла меня.
— Тебя спасли врачи.
— Нет, ну и они, конечно, тоже. Но если бы не ты… Я же все время чувствовал, что ты рядом. Что ты не даешь уйти в темноту, покинуть этот мир. Ты зовешь меня, не отпускаешь. Только потому и выжил.
Люцита нежно погладила его по руке.
— Богда-а-анчик…
— Нет, правда, Люцита. Ведь я уже почти совсем здоровый. Раны буквально на глазах затягиваются. А от этого и у тебя сил прибавляется. Попробуй «посмотри» еще разочек, может, увидишь, где они.
— Милый мой, я пытаюсь, но у меня ничего не получается. Пойми, молодая Люцита — не такая сильная шувани, как старая Рубина. Я только учусь.
— Ну не такая ты уж и молодая… — сказал Богдан несколько игриво.
Она посмотрела на него подчеркнуто возмущенно, после чего он сразу же начал оправдываться:
— Шучу! Шучу! Шучу! Я только хотел сказать, что ты не сопливая девчонка, а жена такого замечательного мужа. Знаешь, Люцита, а может, тебе еще раз сходить к Рубине. Ты — новая шувани. Она — старая шувани. Авось вместе у вас лучше получится.
* * *
Тамара прибежала в гостиничный номер в бешенстве. Игорь посмотрел на нее с удивлением:
— Что? Что случилось?
— Все пропало. Собирайся. Срочно!
— Да что с тобой?
— Плохо. Совсем плохо. Антон меня выследил. У него остался кувшин с отравленной водой и с моими отпечатками.
— Какие отпечатки? Я же тебе дал резиновые перчатки.
— Да, помню. Но… Но так получилось. Не могла же я начать с ним драться.
— Как «не могла»? Надо было драться! Вдребезги разбить этот чертов кувшин!
— Поздно. Он нас выследил. Он все о нас знает. И если вдруг пойдет в милицию…
Чемоданы были собраны очень быстро. Игорь с Тамарой забросили их в машину на те же места, где еще недавно лежали мешки со связанными Миро и Кармелитой…
Как назло, оказалось, что бензин почти на нуле. А на пути была заправка… та самая заправка, которой когда-то рулил Игорь и где Тамара была частой гостьей.
Пришлось заехать. Пошел бензин. Хорошо хоть ни Палыча, ни его старухи не видно. Вдруг из-за дверей конторки вышла Рубина. Игорь, заправлявший машину, начал торопиться. И в спешке не заметил, как из кармана у него выпало маленькое колечко, с бриллиантиком — то самое, которое он хотел подарить Тамаре. По правде сказать, оно и выпало потому, что Игорь не стал его прятать глубоко-далеко, надеясь, что подруга передумает и примет подарок.
