Резня была ужасной. Турецкие солдаты рассыпались по улицам, которые вскоре стали скользкими от крови, и покрыли землю таким слоем трупов, что в некоторых местах ее едва можно было увидеть. Венецианцам и генуэзцам удалось добраться до своих кораблей и бежать — к счастью для них, турецкие моряки, перекрывшие гавань, горели желанием присоединиться к грабежу и оставили свои корабли. Но прочие жители города были обречены. Женщин и детей насиловали, мужчин сажали на кол, а церкви грабили и сжигали. Самую знаменитую городскую икону — изображение, которое, как считалось, написал сам святой Лука — разрубили на четыре куска, древние статуи опрокидывали и разбивали, императорские гробницы крушили и выбрасывали их содержимое на улицы, а от императорского дворца остался только разрушенный остов.
Когда османские флаги стали появляться на стенах и даже над Большим дворцом, потрясенные горожане устремились к единственному месту, в котором они всегда чувствовали себя в безопасности. Старая легенда утверждала, что Софийский собор не падет перед турками благодаря ангелу, который спустится с расположенной поблизости Константиновой колонны, чтобы защитить верующих. Внутри просторного здания проводилась заутреня, и утешающие песнопения, эхом отдающиеся под знакомыми золотыми иконами, успокоили беженцев.
Но древнее пророчество оказалось ложным — ангел не появился, чтобы спасти их, и даже массивные бронзовые двери не смогли сдержать неистовых врагов. Турки проложили себе путь внутрь, убили священника возле алтаря и безжалостно изрубили прихожан. Тех немногих счастливчиков, которые оказались состоятельными, оставили для невольничьих рынков, но они были вынуждены смотреть, как оскверняют церковь. Облачение патриарха обмотали вокруг собачьих ног, а святые дары бросили на землю. Один янычар в насмешку набросил свою шапку на распятие. Алтари были повергнуты и использовались как кормушки для лошадей, или даже хуже того — как постели, в которых насиловали заложников — женщин и детей. Все, что на вид представляло ценность, отрывали от стен или ломали, и кресты рубили всюду, где только могли их найти.
К концу первого дня не осталось практически ничего, что еще можно было ограбить, и двадцатиоднолетний султан приказал прекратить резню.
Софийский собор превратили в мечеть, ее великолепные мозаики скрыли под геометрическими узорами, а поверх водрузили огромные деревянные щиты со стихами из Корана, а в соответствующей стороне в стене был прорублен михраб.[220] Уцелевшие растерявшиеся жители обнаружили, что стали пленниками в городе, который они больше не узнавали. Мехмед приказал казнить всех мужчин знатного происхождения, а остальных пленников продал в рабство, подарив каждому из своих командиров по четыреста греческих детей. В особенности он был озабочен тем, чтобы найти тело Константина — дабы увериться в том, что его главный враг мертв. Поспешно были посланы люди, чтобы разгрести трупы, омыть от крови мертвые тела и изучить отрубленные головы. Было найдено тело, одетое в шелковые чулки, украшенные вышивкой в виде орлов — но когда Мехмед насадил его голову на кол и выставил ее в городе, она не произвела ожидаемого впечатления на тех, кто знал императора. Несмотря на все усилия султана, тела так и не нашли. Если и не в жизни, то в смерти Константин XI остался неподвластен победителю.
После 1123 лет и 18 дней Византийская империя прекратила свое существование. Божественная литургия, что разносилась эхом из-под великих куполов собора Святой Софии почти тысячу лет, умолкла, и облака ладана медленно рассеялись в оскверненных церквях города. Измученные и потрясенные византийцы теперь оказались в постоянном изгнании — но они, по крайней мере, могли гордиться, что кончина их империи была славной и героической. Последний император предпочел смерть капитуляции или отступлению от своих идеалов. Поступив так, он разделил братскую могилу с людьми, которых возглавлял. При гордом и отважном легендарном восемьдесят восьмом императоре Византия вернулась к своим истокам. Как первый император, правивший в городе на Босфоре, он был сыном Елены и носил имя Константин — и символично, что в час нужды человек по имени Юстиниан оказался на его стороне.
ЭПИЛОГ: ПЕПЕЛ ВИЗАНТИИ
Тогда я поднимусь из мраморного сна, И встану из могилы своей тайной, Чтобы распахнуть Ворота Золотые И победить калифов и царей. Я буду гнать их прочь от дерева с плодами, Успокоение найдя лишь на границах прежних.
Дональд М. Николь, «Бессмертный император» (1992) Когда утром вторника 30 мая 1453 года солнце взошло над разоренной столицей христианского мира, османское завоевание империи было близко к завершению. Вздорные братья Константина все еще удерживали Пелопоннес, а потомки Алексея Комнина еще правили в Трапезунде на побережье Черного моря. Но все это были пустые оболочки, разрозненные осколки, существующие только с попущения султана. В конце лета 1461 года сдался последний из них.
Турки наконец-то исполнили заветную мечту ислама и завладели великим городом, и его захват оставил глубокий след в душе османов. Султан сделал Константинополь османской столицей в подражание могущественной империи, что существовала до него.[221] Он принял титул Цезаря, назначил патриарха и облачился в византийские одежды. Турки никогда не забывали о своей волшебной победе, и даже сейчас их флаг все еще гордо носит изображение полумесяца, что служит напоминанием о том, как выглядело небо ранним утром вторника 30 мая 1453 года.[222]
Самосознание православного мира также ожесточилось от созерцания картин того ужасного мая, и со временем память стала превращаться в легенду. Согласно ей, священники, что проводили службу в Софийском соборе, когда туда ворвались турки, не были убиты, но остановились на середине песнопения и чудесным образом растворились в южной стене святилища. Когда город снова окажется в руках христиан, они появятся вновь и продолжат службу с того места, где она была прервана. Что же до последнего императора-героя, то он не погиб в сражении, но был спасен ангелом и обращен в камень. Там, в пещере под Золотыми Воротами, мраморный император ждет, словно король Артур, чтобы вернуться с победой и снова править своим народом.
За пять столетий последующего османского владычества трагическое противостояние Константина неодолимой силе ислама стало символом православной церкви в изгнании. Его статуя все еще стоит в Афинах, вызывающе подняв руку с мечом — первый мученик и вошедший в легенду неофициальный святой современной Греции.
