Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
Как поступил бы в такой ситуации обычный советский человек? Повел бы себя тише воды, ниже травы, стал реже разговаривать по телефону, а если и разговаривать, то повторяя к месту и не к месту лозунги о великих свершениях партии и правительства. Да еще, наверное, приготовил бы заранее чемоданчик с теплой одеждой – на случай, если все-таки придут ближайшей ночью и арестуют. Отец поступил иначе. Вечером он поехал в областное управление НКВД и записался на прием к начальнику управления. И тот отца, уже заполночь, принял. «В последние дни я заметил, что мой домашний телефон прослушивается, – сказал отец. – Насколько понимаю, это делают ваши сотрудники. Если у них есть какие-либо вопросы ко мне, я готов ответить. Для этого и пришел. Сам я считаю, что чист перед нашей замечательной советской властью». Начальник удивленно хмыкнул. «Гражданин Левитин, на сегодняшний день – вернее, ночь – у нас к вам вопросов не имеется. А если будут, вот тогда уж и поговорим». Он нажал кнопку возле стола, в кабинет заскочил адъютант. «Время позднее, трамваи не ходят. Отвезите его домой». Рассказав Борису эту историю много лет спустя, отец добавил: «А ведь мог и в камеру препроводить, не моргнув глазом. Но решил почему-то добрым себя показать – быть может, план по аресту `врагов народа' они в том месяце уже перевыполнили… Впрочем, начальника этого где-то через год и самого расстреляли. Кажется, как японского шпиона».
Борис помнит ту ночь. Мама, как обычно, раздела его и уложила в кровать. Но руки у нее почему-то тряслись. Непонятное мамино волнение передалось и Борису, сон никак не приходил. Выключив в комнате свет, мама замерла неподвижно у ночного окна. Спустя десятилетия Борису все еще слышится ее внезапный, хриплый вскрик. Выскочив из-под одеяла, Борис босиком подбежал к окну. Из большой темной легковушки, остановившейся возле их дома, вылез папа. И один, без сопровождающих, пошел к подъезду.
7
Когда в сорок первом году началась та страшная война, Борису было уже почти десять. Нынешние дети развиваются быстрее, в таком возрасте они уже сидят обычно за компьютером. А Борис тем утром, 22 июня, – смешно сказать – игрался в песочнице, во дворе их многоквартирного дома. Он строил из песка замок, о котором накануне прочитал в романе «Ричард Львиное Сердце». Над песочницей нависал балкон второго этажа – это был балкон в квартире, где жил вместе с родителями Петька Хохлов. Солнце уже стояло в зените, чуть припекало. Борис заканчивал обносить свой замок стеной из песка. И тут на балкон вышел Петька, какой-то необычно задумчивый. Был он лет на пять старше. Поставив локти на перила, Петька долго разглядывал копошившегося в песочнице Бориса. А потом мрачно сказал: «Борька, беги домой». Борис не любил, когда кто-то из старших мальчишек во дворе пытался им командовать. «А чего я побегу? Мне и тут хорошо». Губы Петьки скривила улыбка – какая-то растерянная. «Беги домой, я сказал!.. Сейчас по радио войну объявили». Бориса известие о войне не испугало. Он даже не поинтересовался, с кем именно началась война. Он твердо знал, так их учили в школе, что наша могучая Красная армия разобьет любого врага в пух и прах. А вот у Петьки, выходит, какое-то предчувствие было… Действительно, через три года, когда война уже катилась к концу, подошел Петькин возраст, забрали его в армию. И очень быстро, месяца через четыре, пришла его родителям «похоронка».
Прибежав домой, Борис увидел там суетящуюся маму. «Идем со мной в магазин, – сказала она. – Надо продуктами запастись». Внутри маленького магазина, по соседству с их домом, уже стояла толпа. Оказывается, не только мама была такой предусмотрительной. Когда подошла их очередь, на полках оставались только буханки хлеба. Продавщица выдавала по буханке на человека – мама и Борис принесли домой две буханки. А спустя несколько недель на все продукты ввели «карточки». Отменили их лишь спустя полтора года после окончания войны.
И еще один день – в начале июля сорок первого года – запомнился Борису… На западе страны, уже во всю полыхала война. А в Иванове, как бы по инерции, еще сохранялись какие-то приметы прежней, мирной жизни. Солнечным утром, в выходной, они с отцом поехали в Парк культуры и отдыха. Искупаться. Парк стоял тогда на окраине города – Уводь, пришедшая из загородных лесов, была там еще относительно чистой. Они ехали в полупустом трамвае. На задней площадке вагона, кроме них, никого не было. Борис нетерпеливо переступал ногами, даже иногда подпрыгивал, представляя, как через несколько минут ухнет в воду и поплывет «саженками». Отец отрешенно смотрел в окно. Потом, повернув голову, наткнулся взглядом на большой бумажный лист, прикрепленный к стенке вагона. На листе, под портретом Сталина, был напечатан текст его выступления по радио в связи с началом войны – выступления, в котором перепуганный тиран обращался к народу, использовав столь необычные для него слова: «дорогие братья и сестры». И вдруг Борис услышал над собой задумчивый голос отца: «Что, сволочь, теперь и мы стали для тебя братьями и сестрами?» Отец никогда прежде не говорил при сыне о своем отношении к режиму – боялся, что мальчишка где-нибудь проболтается. Сообразив, что сын слышал его слова, отец показал пальцем на сумку в руках Бориса и торопливо спросил, стараясь переключить его внимание: «А полотенце, надеюсь, ты не забыл, как в тот раз?..»
8
Евреев из бывшего Советского Союза понаехало на «историческую родину» больше миллиона. Примерно каждый пятый израильтянин говорил по-русски. Соответственно были и экскурсионные автобусы с русскоговорящими гидами. За две недели Борис сумел поездить на таких автобусах, посмотреть Израиль, хотя бы бегло. Был на Голанах – оттуда, с высоты, открывался широкий вид на сопредельную Сирию. Омочил ноги в озере Кинерет, там когда-то Иисус «ходил по водам». В кабинке, подвешенной к стальному тросу, поднимался на гору, где в древности располагалась знаменитая крепость Масада; в 73 году новой эры все иудеи, оборонявшие ее, покончили с собой, но не сдались в плен римлянам.
На экскурсию в Иерусалим его сопровождал Ромка. Автобус катил вдоль ущелья по широкому Первому шоссе.
– Посмотрите налево, – вещала в микрофон экскурсовод, толстая дама неопределенного возраста. – Вон сбоку от дороги вы видите старый грузовичок, покрытый ржавыми металлическими листами. Он стоит тут как памятник. Такие самодельные броневики с боем пробивались к Иерусалиму в 1948 году, подвозили сражавшимся там израильтянам оружие и продовольствие… Теперь посмотрите направо. Вон видите – деревья на холме? Это так называемые Сады Сахарова. Вы помните, конечно, был такой академик, борец за права человека…
Автобус свернул на асфальтовую площадку возле придорожного ресторанчика.
– Ну вот, а теперь давайте сделаем короткую остановку, разомнем ноги. Желающие могут перекусить. Отправляемся дальше через пятнадцать минут; пожалуйста, не опаздывайте. А вон там – вход в туалет. Он платный, три шекеля…
– Профессионально работает. И про туалет не забыла, – уважительно сказал Борис.
Ромка снял свою пляжную кепочку с большим козырьком, почесал затылок.
– Мне ее монолог – посмотрите налево, посмотрите направо – старый анекдот напомнил. Еще когда-то в курилке нашей Ивановской ТЭЦ слышал… Значит, едет по Парижу автобус с туристами. Экскурсовод говорит: «Вот прямо перед нами – Елисейские поля. Ну, а налево, на тротуаре, – непорядочные женщины… Теперь посмотрите направо – это Эйфелева башня. А рядом, в скверике, – непорядочные женщины… Вон видите остров на Сене – там возвышается знаменитый Собор Парижской Богоматери. Ну, а чуть в стороне от входа – непорядочные женщины». Один из туристов спрашивает: «Простите, а порядочные женщины в Париже есть?» Экскурсовод отвечает: «Конечно, есть! Но они – дороже…»
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
