Вторник, 10 июля
1
Над Восточным побережьем вставала заря. Тускнели утренние звезды и фонари на улицах Вашингтона. Розовые, а за ними оранжевые краски, проступая из-за горизонта, со стороны невидимого, но близкого океана, осторожно растекались по небу. Июльский день обещал быть жарким и душным.
Тонкий писк мобильного телефона не сразу разбудил О'Браена, он грузно сел на кровати. Номер этого телефона знал дежурный на главном пульте Федерального бюро расследований. О'Браену, директору ФБР, ночью звонили только в случаях чрезвычайных. Светящиеся часы на тумбочке возле кровати показывали четверть шестого. Тряхнув головой, чтобы проснуться окончательно, О'Браен взял трубку. Звонили не из ФБР – из Белого дома. Это был Арнолд Фридмэн, помощник президента по национальной безопасности.
– Билл, дружочек, прости, что разбудил.
Фридмэн слегка шепелявил. Много лет назад, когда совсем молодыми ребятами служили они с О'Браеном в одном взводе, осколок вьетнамской мины попал Фридмэну в челюсть и что-то там нарушил в движениях губ и языка. Теперь шрам от осколка надежно прикрывала модная бородка. А шепелявость осталась.
– Привет, Арни. Лучше побереги свои извинения для дома, – хриплым со сна голосом отозвался О'Браен. – Почему тебе в такую рань не спится с молодой, красивой и, главное, новой женой?
Шутка, видимо, понравилась Фридмэну, который женился в третий или четвертый раз около года назад, – он расхохотался.
– Ловлю тебя на слове, дружочек. Давай прямо на этой неделе выберем свободный вечер, пообщаемся, вспомним молодые годы и почешем языки насчет наших жен… А теперь слушай внимательно. В восемь утра нас ждет президент. Приходи в мой кабинет минут на двадцать раньше. Я тебя коротко введу в курс. Дело серьезное.
Положив трубку, О'Браен еще немного посидел на кровати, пытаясь сообразить, что за дело требует сегодня его присутствия в Овальном офисе. Он стал директором ФБР лишь полтора месяца назад и с тех пор всего пару раз виделся с президентом; встречи были короткими, формальными.
Назначение О'Браена на эту должность оказалось неожиданным для многих в вашингтонской администрации, да и для него тоже. За тридцать с лишним лет он прошел в ФБР почти все ступени карьерной лестницы и руководил Нью-Йоркским управлением, когда в Вашингтоне, у себя за рабочим столом, скончался от сердечного приступа прежний директор. В последние десятилетия возглавлять ФБР приходили обычно люди со стороны. Но нынешний президент уже столкнулся с проблемами, назначив после своего избрания некоторых политиков-непрофессионалов на должности, требующие профессиональных знаний; например, главой Пентагона была утверждена – после долгих препирательств в Сенате – представительница феминистского движения. Теперь президенту приходилось улаживать бесконечные конфликты и отвергать обвинения оппозиции в некомпетентности таких руководителей. Наверное, это и привело президента к решению – выбрать нового директора ФБР из числа его сотрудников. О'Браен знал, что рассматривались несколько кандидатур. В обход двух заместителей прежнего директора должность досталась О'Браену – в нужный момент его назначение поддержал Фридмэн. К советам Фридмэна президент прислушивался.
Итак, расписание О'Браена на сегодня менялось. В семь тридцать он собирался лететь в Нью-Йорк. Теперь надо будет позвонить, чтобы вертолет ждал его не раньше десяти. Спать больше не хотелось. О'Браен прошлепал по коридору в ванную и сразу же услышал, как в соседней спальне заворочалась жена. Они прожили вместе полжизни. И когда бы он ни встал, жена тоже вставала, готовила завтрак, провожала его. «Старая ирландская хлопотунья, – подумал умиротворенно О'Браен. – Чего этот Фридмэн без конца меняет жен? Мне и одной до гроба хватит». Стоя под душем, он растирал еще сильными руками плечи и грудь. «А, впрочем, мы с женой уже лет пять, как спим в разных спальнях. Бычку Фридмэну такое, наверное, и в голову не приходит». И О'Браен захлопал мокрыми ладонями по толстому животу.
2
В восемь утра Дэнис уехал на работу, Таня осталась одна. В Хантер колледже, где она преподавала русскую литературу, наступили летние каникулы. В пятницу и у Дэниса начинается отпуск – на пару недель они решили сбежать из нью-йоркской жары на Кейп Код. Таня любила этот покрытый соснами и маленькими озерцами мыс, высовывавшийся в океан чуть южнее Бостона. Даже в самые раскаленные летние дни там дул морской ветерок, и было не так жарко.
Тане шел тридцать первый год, но выглядела она моложе. Невысокая, ладно сложенная. Густые черные волосы, короткая, под мальчишку, стрижка. С круглого улыбчивого лица открыто и добро глядели на мир черные глаза. Как-то после семинара по творчеству Толстого молоденький студент подошел к ней в коридоре и, покраснев, пробурчал, что глаза у нее, как у Катюши Масловой. Придя домой, Таня, смеясь, рассказала об этом Дэнису. Полистав «Воскресенье», она перевела ему те места, где Толстой упоминал Катюшины глаза: «черные, как мокрая смородина», «блестящие», «глянцевитые», «чуть косящие». Потом Таня долго изучала свое лицо в зеркале – глаза вроде бы не косили…
Таня решила посвятить сегодняшнее утро давно задуманной генеральной уборке. Их небольшой домик, в Бруклине, в нескольких кварталах от берега Ист-ривер, был куплен когда-то ее дедом-врачом, а после смерти деда перешел по наследству к Тане. Из окна Таниной спальни были видны через реку верхушки знаменитых небоскребов среднего Манхеттена: «Крайслер», «Эмпайр Стейт», «Пэн Эм», «Сити Бэнк». У самого берега Ист-ривер лучился на солнце стеклянный прямоугольник ООН.
Таня вымыла и натерла до блеска окна, пропылесосила ковры и все укромные закоулки под кроватью, тумбочками, диваном, где могла скопиться пыль. На кухне прошлась мыльной шваброй по линолеуму, натерла порошком раковину для мытья посуды, стенки электрической плиты и холодильника. Довольная, огляделась вокруг, вытерла вспотевший лоб тыльной стороной маленькой, но сильной кисти. Хотела, было, приняться за сборы к предстоящей поездке. Но передумала – лучше повременить, вечером придет Дэнис и скажет, что для него брать на Кейп Код. Она не любила сидеть без дела. Может, заняться стиркой? Нет, все было постирано, поглажено и разложено по полкам еще два дня назад. Грядки с помидорами – в крошечном дворике за домом – уже политы. И тут Таня вспомнила про кладовку.
Четыре года назад, когда не стало деда, у нее не поднялась рука выбросить что-либо из его одежды или бумаг, заполнявших ящики письменного стола. Все вещи деда Таня отнесла тогда в кладовку. И вот теперь надо было все-таки разобраться. Она недавно сообразила – его одежду можно отдать в «Армию спасения», кому-нибудь да пригодится. Дед, наверное, согласился бы с этим. Эмигрант из России, он был бережлив и не одобрял американцев, обращавших в мусор горы вещей, которые перестали быть им нужными. Таня, улыбнувшись, вспомнила: когда сломалась старая швабра, которой мыли пол, дед палку не выбросил, сберег, а летом приспособил в огороде, чтобы поддерживала тяжелый куст с помидорами. Читая воспоминания о Толстом, Таня высмотрела у того сходную черту. Граф, наподобие справных деревенских мужиков, берег все, что могло еще послужить. Получив письмо, где часть листа была чистой, он отрывал ее и использовал потом для черновика.
