Что до Симы, то она закончила бизнес-курсы и, покинув солнечный Балхэм, отправилась в утонченный Гарвард писать диссертацию о чем-то страшно сложном, чтобы избежать брака с богатым троюродным братом из Мадраса. Теперь она должна до двадцати девяти лет найти себе мужа. Он даже может быть и не индус, только бы умел правильно есть карри.
Вскоре после приезда в Штаты Сима съездила в Нью-Йорк, чтобы провести неделю с Брайаном и с его невестой Анжеликой. Она отлично провела время в их компании и прислала мне открытку со Статуей Свободы, в которой подтверждала, что у Брайана действительно замечательная квартира в одном из лучших кварталов Манхэттена. Ну а теперь угадайте? Все-таки из его квартиры не виден Централ-парк! Я не смогла сдержать улыбки, когда читала это.
Его невеста, Анжелика Пирони, сама написала мне письмо с благодарностью за то, что я помогла Брайану преодолеть его «фобию», которая их разделяла. Похоже, Брайан стал даже гулять с ее собакой. Она сказала мне, что я тоже должна приехать, но думаю, я подожду еще лет шесть. Надеюсь, к тому времени мы с Брайаном действительно сможем посмеяться над теми хитросплетениями вранья, которыми я опутала его во время приезда в Лондон.
Оглядываясь на прошлое, я не могу себе представить, о чем я тогда думала. Какую низкую самооценку я давала себе. И кроме того, мои действия подразумевали также, что я была невысокого мнения о Брайане, если считала, что он не захочет общаться со мной, узнав, что я не сильно преуспела в жизни. Такое предположение оскорбительно для человека таких широких взглядов и такого благородства. Я вспоминаю с содроганием и понимаю, как мне повезло, что у меня по-прежнему есть американский друг.
Остается Ричард. Из всех людей, с которыми я так ужасно поступила, он дольше всех ни за что не хотел простить меня. После дурацкой истории с похищением собаки ему сделали отметку о ношении незначительного количества марихуаны, но этого предупреждения был достаточно, чтобы его уволили из бухгалтерии. Обвинение о хранении наркотиков равняется увольнению. Его начальство не интересовали смягчающие обстоятельства, и прошло довольно много времени, прежде чем Ричард начал находить что-то хорошее в вынужденном уходе. Естественно, он чувствовал, что и я виновата в том, что, к огорчению матери, ему пришлось записаться на получение пособия. Он прислал мне язвительное письмо, вложив в него компакт-диск группы «Блэр», который я подарила ему на Валентинов день, и попросил немедленно вернуть его сборники телесериала «Фолти Тауэрз». Это означало конец наших отношений. И мне даже невозможно было притворяться, что я не заслужила его презрения.
Но однажды, когда я раздумывала о том, что он вряд ли мне когда-нибудь позвонит, я показала Мэри картинку, которую Ричард подарил мне на день рожденья. Я кляла себя на все лады, вспоминая, как пренебрежительно я засунула куда-то этот рисунок, когда мне не терпелось избавиться от Ричарда и готовиться к приезду Брайана.
Я даже немного злилась, что он подарил мне «ненастоящий» подарок, то есть не что-то, что я могла бы надеть.
Мэри посмотрела на рисунок, сравнивая его с реальностью.
— Действительно, здорово, — сказала она.
— Знаю, что здорово, — полу всхлипнула я. — Он невероятно талантлив. А я его потеряла!!!
— Ну что ж, — резко ответила Мэри. — Мне кажется, это будет тебе уроком. Можно я возьму? — спросила она.
— Зачем? Это все, что у меня от него осталось.
— Я верну, — пообещала она. И выполнила обещание. Но только после того, как показала рисунок Арабелле Гилберт, и Арабелла, которая после появления на передаче «Саут Бэнк Шоу» начала изображать этакую ренессансную покровительницу искусств, дала Ричарду первый заказ на портрет для светской хроники. В результате потрясающий портрет Арабеллы Гилберт в виде Дианы Охотницы украсил обложку приложения к Санди Таймс. Публика приветствовала появление нового таланта в лице Ричарда, критика осыпала его похвалами, чувствуя, что наступило время, когда молодые художники начали наконец рисовать нормальными красками, а не слоновьим пометом. О нем заговорили. Мама не могла поверить, что я упустила его.
— Я всегда знала, что из него что-нибудь получится, — заявила она, демонстрируя потрясающую избирательность памяти. — Ты могла бы ходить вместе с ним на все эти светские вечеринки.
— Знаю. Но я все профукала.
— Почему бы тебе не попробовать еще раз?
Действительно. Я делала в своей жизни и более глупые вещи.
Мэри стояла рядом со мной, готовая отключить телефон, если разговор начнет принимать идиотский характер.
— Вздохни глубоко и улыбнись, прежде чем начнешь говорить, — советовала мне она, словно я была одна из ее клиенток. — Дай ему услышать улыбку у тебя в голосе. Говори с ним, как говорила бы с любым приятелем.
Я растянула рот в усмешке и набрала номер Ричарда. «Говорить, как с любым приятелем». Но я не могла. Я собиралась говорить о своем самом любимом человеке. По-настоящему любимом человеке. С любимым, которого я потеряла. Еще до того, как на том конце сняли трубку, я зарыдала.
— Ричард, мне очень плохо без тебя. И так будет всегда.
На другом конце молчали.
Потом он согласился выпить со мной чашку чая в знак благодарности за косвенную помощь в установлении контактов с Арабеллой и началом его блистательной карьеры. После третьей бутылки вина я согласилась позировать ему голой для картины «Рождение Венеры». Не нужно объяснять, что произошло потом, но когда на следующее утро мы проснулись на куче подушек в его мастерской, прикрытые только заляпанным краской покрывалом, наш великий роман возобновился с новой силой.
Через два месяца Ричард уже подыскивал новую квартиру. Квартиру, в которой должно быть много света и достаточно места для двух творческих личностей. Больше я никогда и ни за что не буду врать. Просто уже не смогу.
