Глава первая
Брайан.
Наверно, не очень подходящее имя для романтического героя. Но так уж у меня вышло.
Брайан Корен.
Статный. Черноволосый. Симпатичный. Впрочем, Брэд Питт может не беспокоиться. Но каким-то образом моим сердцем завладел именно Брайан Корен.
Я познакомилась с ним на втором курсе университета. Я училась в Оксфорде, изучала английскую литературу. Я не совсем поняла, как умудрилась попасть туда с первой попытки, но, видимо, мой колледж – Сент-Джудит – не выбрал квоту зачисления малоимущих студентов. Весь первый семестр я была занята по горло. Учеба, традиции и прочая мура.
Тем временем Брайан Корен изучал экономику в одном небольшом, но очень престижном колледже в уютном уголке штата Нью-Йорк. На последнем курсе его направили по обмену в Великобританию, чтобы попутно расширить его познания в работе Лондонской торговой биржи. По крайней мере, его мать надеялась, что год, проведенный в Оксфорде, даст ему некое «je ne sais pas[1]что», которое по возвращении резко выделит его из среды не так часто выезжающих однокурсников.
Момент, когда я впервые увидела его, мне до сих пор помнится так отчетливо, как будто это случилось час назад. Это произошло в начале осеннего семестра – погода стояла достаточно теплая и солнечная, и можно было быстро перекурить между парами на открытой террасе факультета экспериментальной психологии. Я сидела на ступеньках вместе со своими тогдашними лучшими друзьями: ВелоБиллом, не расстававшимся со своим велосипедом, и Бедной Мэри – готического вида студентке психфака, которая, если кто еще не догадался, всегда выглядела несчастной.
Мы сравнивали, кто скучнее провел летние каникулы. Я проторчала все время на фабрике по шлифованию линз, напоминавшей первые круги ада. Билл работал в садовом хозяйстве на юге страны, а Мэри – торговала сыром в магазине деликатесов на западе Лондона. Никто из нас не смог уехать дальше. Впрочем, при желании, наверно, могли бы. Но складывание рюкзака и понос меня как-то не привлекают, поэтому я уверила себя, что путешествия – это развлечение богатых бездельников, я же недостаточно богата, а не просто клуша.
– Жаль, что, создавая американцев, Господь Бог не снабдил их регулятором громкости, – неожиданно заявила Бедная Мэри, кивнув на двух необыкновенно шикарных для студентов парней и девушку. Эта троица вприпрыжку направлялась к корпусу психфака (единственный факультет, где днем можно купить ореховый пирог), и их новые ботинки блестели. Начищенные ботинки. Девушка встряхивала блестящими, как на рекламе шампуня, каштановыми волосами, а парни в шутку тузили друг друга кулаками, имитируя драку. Мы не слышали их голосов, но и так было видно, что они приезжие. Они были похожи на ярких тропических попугаев в стае неопохмелившихся пингвинов: именно так выглядели британские студенты в своих одинаковых «альтернативных» черно-серых лохмотьях.
– Черт, это же «Семейка Брэди»[2], – прошипела Мэри, когда американцы вдруг пропели что-то.
– Скорее Осмонды[3], – сказал Билл, поправляя что-то у себя в промежности. Билл учился на геофаке и всегда носил велосипедные шорты со вставными клиньями, для прочности. – Один из них – мой сосед по общаге. Ей-богу, эти американцы даже дышать тихо не умеют, – сказал он шепотом. Правда довольно громким, потому что поравнявшаяся с нами «семейка Брэди» неожиданно затихла и посмотрела на нас.
Мэри, Билл и я смотрели на грязную брусчатку, пока не решили, что они прошли мимо. Я первой подняла голову, и вот тогда наши глаза встретились. Брайан Корен поймал мой взгляд и в первый раз мне улыбнулся.
– Привет! – сказал он.
– Чертовы американцы, – пробормотал Билл, пропуская приветствие мимо ушей.
– Да, – подтвердила Мэри. – Смотрите, какие важные. Валите в свой Диснейленд.
– Мы тоже рады с вами познакомиться, – ответил Брайан.
Можете себе представить, как мне было неловко, когда я опять увидела этих американцев. На самом деле это случилось в тот же день, только несколько позже, когда я сидела на других ступеньках. На этот раз я ждала у столовки колледжа, пока у Мэри и Билла кончатся лекции.
Сама я не особенно утруждала себя посещением лекций, разве что когда влюблялась в преподавателя. Тогда во мне неожиданно вспыхивал интерес к предмету, что было здорово, но лишь до тех пор, пока мне не начинало казаться, что лектор заметил, что я влюблена, и тогда я прогуливала их уже по застенчивости. Порочный круг замыкался, так что в результате я побывала только на половине лекций по английской литературе Средних веков (профессор Ло напоминал мне Индиану Джонса), на трех лекциях о Харди (профессор Силлери был вылитый Руперт Эверетт) и на одном симпозиуме по Сильвии Плат (профессор Тригелл походил на Жерара Депардье. Впрочем, последнее увлечение длилось недолго).
Как бы то ни было, а ужин в колледже начинался ровно в семь, но уже с полседьмого у столовой собиралась очередь. Естественно, не потому, что столовская еда была такой уж замечательной, а просто из-за того, что если попасть внутрь столовой к началу раздачи обычной дряни, то можно было отхватить сливочный кекс или «конвертик», а не подозрительного вида желатиновый пудинг. Кексы были в целлофане, и считалось, что столовский повар не может испоганить их своими кретинскими гастрономическими экспериментами. Хотя пять дней из шести кексы мне доставались абсолютно черствые.
– Думаешь, здесь можно есть? – спросил Брайан. Я сразу же обратила внимание, что он говорит шепотом.
– Что? – пробормотала я.
– Я сказал, – сказал он еще тише, из-за чего ему пришлось наклониться прямо к моему уху, – ты думаешь, здесь можно есть?
– Да, – ответила я как можно убедительней. Он, конечно же, смеялся надо мной, помня замечание Мэри про регулятор громкости, поэтому я заговорила с ним медленно и четко, как с французом.
– Ты должен встать в очередь, – сказала я ему. – У нас в Англии это называется очередь, – добавила я, ухмыльнувшись.
– Вот как? Очередь? Как много еще предстоит узнать, – шепотом ответил Брайан, пристраиваясь на ступеньках рядом со мной, в то время как его жизнерадостные и сияющие друзья изучали доску объявлений и переписывали все то, чем редко утруждали себя британские студенты, вроде расписания консультаций и занятий в секции нетбола.
Игнорируя своего нового компаньона, я попыталась читать книгу, которую впервые открыла после покупки в «Блэквелле» – нашем оксфордском книжном супермаркете, напоминающем пещеру. Я могла сутками сидеть в «Блэквелле» и читать главным образом самоучители, но роман «Вдали от обезумевшей толпы» входил в программу семестра. В отличие от поэзии и драматургии, романы я не любила. А читать надо было много. Работы было столько, что это сводило на нет все плюсы моей специализации на английской литературе.
