— Эти викинги — сборище клоунов, — сказала я.
— А урок все же стоит извлечь, — ответила Фестина. — Кси, может, и проливает слезы раскаяния, но она совершила чудовищные деяния. Освободить ее было бы настоящей авантюрой. Ты понимаешь, что ее бактериологическая фабрика, по всей видимости, создала чуму двадцать семь лет назад? Миллионы улумов умерли из-за нее.
— Я знаю. Кси сама мне рассказала. После того как Ясбада Ирану поймали на незаконных археологических раскопках, старый проктор-улум решил навестить так называемые шахты, чтобы выяснить, что здесь искал Ирану. Проктор так и не понял, что он исследовал бункер страйдеров; и он так и не узнал, что набрел на бактериологическую фабрику Кси. Это был пациент № 1 для птеромического паралича — член «Неусыпного ока» при исполнении обязанностей.
Слава богу, он сам этого не узнал.
— Я хочу отвязать Кси от якорей, — сказала я.
— Ты этого хочешь? — спросила Фестина. — Ты этого хочешь? Или все дело в сожалении, которое она заронила в твой мозг?
— Я говорю о том, чего я хочу. Я не знаю, почему я этого хочу.
Фестина скривилась.
— Ох и мудреные штуковины — эти связующие кристаллы.
— Это ты мне рассказываешь?
— Дай-ка я угадаю… Ты хочешь, чтобы я приняла окончательное решение насчет Кси, потому что не доверяешь собственным побуждениям?
— Боюсь, что так, — вздохнула я. — Кто-то должен принять удар на себя, а было бы чистым безумием предоставлять это мне.
Фестина тоже вздохнула.
— Полагаю, ты придумала причину, по которой мы не можем передать эту эстафетную палочку вашему правительству?
— Потому что они и пальцем не шевельнут. Они не дерзнут нарушить статус-кво, пока не приволокут как можно больше экспертов, советников и ученых. Что означает, что придется идти на поклон к Адмиралтейству — не правда ли? — ибо у Адмиралтейства наибольший опыт общения с хвостами.
— После чего, — сказала Фестина, — говнюки экспроприируют Кси и будут держать ее в качестве лабораторной крысы вечно.
Я кивнула. И стала ждать дальше. Пытаясь не чувствовать вины за то, что скинула, как трусишка, принятие трудного решения на чьи-то плечи.
«Так и подобает поступать прокторам, — сказала я себе. — Представить факты, назвать сферу рисков, а потом самоустраниться».
Фестина смотрела себе под ноги, обдумывая ситуацию; это заняло всего несколько секунд.
— Ладно, — наконец произнесла она. — Если мы не освободим Кси сейчас, ты права, ваше правительство обыщет это место, обнаружит ее и вскоре призовет на помощь Адмиралтейство. И в тот момент люди, которым мы на самом деле не доверяем, получат плененную сверхразумную карманную вселенную, способную создавать бактериологические фабрики. — Ее передернуло. — Я лучше рискну освободить Кси.
Огонек пламенной надежды вспыхнул во мне, хотя родился в соседней комнате.
Мы с Фестиной подошли к потайной двери. Павлиний хвост, который в последний раз видели исчезающим в моем носу, не устремился нам навстречу, пытаясь остановить нас. Не было никаких «тико, наго, вуто», и никто не преграждал нам путь. Я сочла это хорошим знаком. Если мой павлин мог проникнуть в мыслительные процессы, то он уже подслушал исповедь Кси, высказанную мне… и он, должно быть, поверил ей, иначе он уже выкрикивал бы мне в лицо предупреждения об опасности.
Без волнения. Без суеты. Когда мы подошли к двери, Фестина взглянула на меня, убеждаясь, что я все еще намереваюсь идти вперед. Я кивнула, а потом надавила рукой на стену.
Мои пальцы погрузились вовнутрь. Этот псевдогранит, оказался более вязким, чем окна в моем кабинете, — он был густой, как цементный раствор. Я сделала усилие, чтобы протиснуться полностью, упираясь ногами: впихиваясь изо всех сил, обеими руками погрузившись в поверхность. Фестина оставалась на месте, следила за мной: если понадобится, она могла протолкнуть меня или выдернуть, чтобы я не застряла на полпути. Перед тем как пропихнуть голову, я глубоко вдохнула и закрыла глаза. И стала продвигаться сквозь густой, словно слякоть, суп, напоминая себе, что я вовсе не страдаю клаустрофобией, как глупые улумы.
Мои руки вышли наружу по ту сторону стены. Потом лицо. Почему-то я ожидала, что окажусь снаружи вся покрытая грязью, стекающей в глаза, засыхающей коркой у меня на волосах, но я была чистой, может, даже чище, чем когда входила в стену, — щеки казались мне гладкими, будто по ним прошлись скрабом с пемзой. Я продолжила проталкиваться, пропихиваться, пока не вытащила из стены свои ноги с легким всасывающим звуком.
Ш-ш-ш-чпок.
Звук отразился эхом в тускло освещенном коридоре. Спиралевидные кольца Кси были прямо передо мной, переливаясь изумрудным, золотым и синим. Она сияла, словно пламя; мне не нужен был связующий кристалл, чтобы почувствовать ее восторженное предвкушение.
Из стены выступило плечо Фестины, сразу за ним показалась ее голова — она решила не погружать сперва руки, а просто вломилась в стену, будто проверяла крепость камня собственным телом. Я бросилась ей на помощь, почти что, сбив ее с ног в своем порыве вырвать ее из гранитного плена.
Может, это был не мой порыв. Может, это был порыв Кси. Точно так же, как ее разочарование влилось в меня, заставив плакать, я чувствовала, что меня наполняет нетерпеливое ожидание — это было никак не связано с моими собственными гормонами.
Я шагнула вперед. В руке у меня был порядочных размеров булыжник — я взяла его из отвала в другой комнате. Якорь — прямо передо мной, нити тела Кси подсоединялись к выемкам-подковам, как волоски, приклеенные к шарику силой статического электричества.
Фестина махнула рукой в сторону короба.
— Хочешь взять на себя эту честь?
Я опустилась на колени. Булыжник вверх, булыжник вниз — с такой силой, что поверхность короба проломилась, и что-то хрустнуло внутри. Язычки павлиньего света ринулись прочь от якоря. Свободна. Волна радости захлестнула меня таким горячим потоком, что я едва не описалась.
«Остынь, Кси, — подумала я в отчаянии. — Я знаю, что ты счастлива, но ты меня опозоришь».
Признание вины и извинение. Но восторг вряд ли ослаб хоть немного.
Мы с Фестиной стали обходить комнату с двух разных сторон, разбивая по пути якоря, вытаскивая булавки, которыми была пришпилена бабочка. Кси оберегала нас от любого контакта со своим телом, отстраняясь сразу же, как только разрушались очередные оковы. Я не знаю, что произошло бы, если бы мы к ней прикоснулись; может, нас засосало бы вовнутрь, и мы вращались бы в ней по бесконечной спирали. Лучше этого избежать.
Бац. Бац. Бац. Пока мы не подошли к последнему якорю, удерживающему оставшиеся нити существа Кси. Она была почти целиком у потолка, как лента серпантина, приклеенная к этому единственному месту у самого пола, но взвившаяся от потока воздуха вверх, развеваясь и трепеща. Я занесла свой булыжник для очередного удара, но Фестина сомкнула пальцы на моей руке.
