путь, указанный национал-социализмом. Тюрьма – воспитатель человечества, а гестапо, – его нянька. Тут нужно терпение, приятель, бескрайнее терпение. Ведь сделал же для вас фюрер недопустимое исключение.
– И какое же?
– Вам это интересно?
– Да, герр Мюллер.
– В своё время узнаете. Вы парень неглупый и скоро поймёте что к чему. Давно служите в люфтваффе, дружище?
– С 1939 года.
– Бывали на боевых заданиях?
– Да, бывал, герр Мюллер! – ответил пилот. – Выполнял поручения фюрера. Бомбил города Англии, Советского Союза, но свой боевой путь я начал с массированных бомбардировок Варшавы, Львова и Познани. Лихо мы тогда этих поляков отделали!
– У вас, надо сказать, солидный послужной список. Принимали участие в воздушных боях? Отрицать это бессмысленно, герр Мюллер!
– В юности я тоже был пилотом, – произнёс Мюллер. – Совершил налёт на Париж, даже сбросил на его кварталы бомбы, но в жизни пришлось брать другие высоты. Вы – пилот, а я – сыщик.
– Каждый сам выбирает, кем он будет по жизни! – заметил на это пилот.
Мюллер промолчал, а потом вздохнул и спросил:
– Знаете ли вы, дружище, что для рушащегося прямо на наших глазах мира вы давно мертвы?
– Я мёртв?! – недоумённо заморгав, пилот с выражением ужаса на лице уставился на Мюллера. Лицо шефа гестапо исказила бессердечная ухмылка, она быстро исчезла так же, как и появилась.
– Вот только не надо мне делать такие гримасы, приятель! Не надо так реагировать на мой поясняющий вопрос. Да, да! И не надо смотреть на меня такими честными «еврейскими» глазами. Официально вы в начале апреля этого года сгорели вместе с подбитым самолётом, а люфтваффе позаботилось вас вычеркнуть из списка живых. Вы – призрак, да и только. Ваша героическая гибель в небе над Кёльном, когда вы расхрабрились и пошли на перехват английского бомбардировщика, ни у кого из начальства не вызывает сомнений. Урна с вашим прахом с достойными почестями отправлена на вашу родину, а в местной кирхе по вас справили заупокойную службу.
– К чему все эти мифы, герр Мюллер?
– Не соображаешь?
– Силюсь, но всё равно не могу понять.
– Вот именно поэтому ты здесь, и мне придётся тебе всё подробно объяснить! Получилось так, дружище, что именно ты нужен рейху, фюреру. Ясно?
– Я? Фюреру?
– Да, да, да, да! – раздражаясь от такого недомыслия, выкрикнул ему в лицо Мюллер. – Ты, только ты! И остерегайся задавать дурацкие вопросы. Обычно в гестапо я ставлю их, а арестанты под пытками на них вразумительно отвечают, весьма болезненно воспринимают щёлканье овчарочьих зубов. Так что угомонись, а то твоя мнимая смерть обернётся для тебя реальной.
– Вы мне угрожаете, герр Мюллер?
– Нет, приятель! – со вздохом вымолвил Мюллер. В эту минуту он был самим собой – человеком житейской логики и самонаблюдения, делающим то, что, как он думал, полагалось делать. И добавил: – Даю инструкции, как тебе выжить и не попасть в концлагерь. Итак, герр пилот, возьмите бумажный листок и под мою диктовку напишите следующее.
Пилот добросовестно записал всё, что требовал от него Мюллер.
– Молодчина! – пробежав глазами расписку и пряча её в папку, покровительственно улыбнулся Мюллер. – Сразу заметно, что перед собой я вижу отважного лётчика, исполнителя воли фюрера. Веди себя так и дальше – в ближайшие дни тебе придётся вспомнить свои лётные характеристики.
Глава 7
25 апреля 1945 года
Бомбили и интенсивно обстреливали центр. По длинным лабиринтам берлинских улиц, подобно каплям дождя, сыпались фугасные и зажигательные бомбы. У самих нацистов пропала способность бороться за победу, но доблестью солдата вермахта стало послушание всем приказам, исходящим из бункера. Красной Армии пока не удавалось надломить волю берлинцев к сопротивлению – они были в безнадёжном положении, но продолжали сражаться. Сам немецкий обыватель был весь охвачен чувством апокалипсиса, он точно знал, что Третий рейх, в пределах которого он живёт, обязан был заплатить неимоверно высокую цену за свой кровавый след в европейской истории, но как учит история, развеянный прах стучится в сердца. Не каждый немец в эти тяжёлые дни был готов проститься со своим прошлым.
В своей спальне обретавшийся в бункере Гитлер проснулся от гула артканонады. Сонный взор он устремил в потолочную перекладину. Всё для фюрера в этот день начиналось сначала. Кругом бушевавшая война докатила свой огненный прилив до «Цитадели». Были слышны отдалённые автоматно-пулемётные очереди, свист падающих на город бомб, переросший в ковровые бомбёжки, но груз власти придавил в Гитлере всё человеческое, он не мог с ней расстаться, так как боялся, что народ предаст его суду, а вердикт приговора был заранее известен – смерть через повешение. Послышался бой высоких часов, что находились в углу. Вздрогнув было, он успокоился, натянув до подбородка армейское одеяло, но тут же откинул его в сторону. Дольше спать ему не захотелось, и он решил встать. Но что это? Сердце бьётся, что-то тревожило его. «Да! – подумал фюрер. – Моя жизнь – игрушка в руках неподвластных мне сил. Моя смерть будет мучительной и страшной, как эта длящаяся шесть
