чем-то важным, но что-то задерживало его в этом желании. Наконец, глубоко вздохнув, он бросил на меня быстрый короткий взгляд, отрывисто проговорил:
– Никому не говорил, тебе скажу… У нас с Катей разговор был, один из последних. Странный такой… – Он снова помолчал, выдохнул. – Если бы я знал!.. Спросила меня тогда: «Если бы ты задумал жениться, взял бы меня в жены?» Я, помню, ответил: «А чего не взять, ты девушка хозяйственная, привлекательная, взял бы». Смотрю, у нее глаза заблестели, говорит: «Так чего откладывать, делай мне предложение». – «Сделаю, – говорю, – только не сейчас. Надо институт закончить, с работ решить, встать на землю твердо. Заодно проверим наши чувства». Смотрю в ее глаза, а они какие-то другие уже – тревожные, потухшие. А я еще так «умно» добавил: «Не те чувства верны, что явились, а те, что развились».
Показалось мне тогда, что она еле слышно сказала какое-то слово, похоже – «напрасно», или что-то в этом роде. Если бы я знал, что случится! – повторил Андрей снова. – Знаешь, первые годы после… Не мог я ходить на ее могилу, боялся чего-то. Вспоминал, как помогал ей по хозяйству, как ездили на велосипеде в кино, о чем разговаривали. Странно – мы и целовались-то всего один раз, – он остановился, что-то вспоминая, продолжил, – рядом со своим счастьем был, только после понял, что потерял.
Он снова помолчал, его напрягшееся лицо выражало искренние сожаление и почти физическую боль.
– Может, во мне что-то не так устроено, – сказал он с надрывом, – может, чуткости душевной не хватает, внимания. Чувство любви, – говорит, – тоже дается в разной мере. Пользы от меня нет никому. Мать, конечно, желает счастья – не может дождаться. А я все для себя – наживаю барахло всякое, на кой черт оно мне надо?! И такая, знаешь, другой раз тоска найдет, что чувствую себя ненужным, лишним.
Я смотрел на него и удивлялся своим чувствам. Давно мне хотелось с ним встретиться, поговорить и, если возможно, выяснить его роль в гибели Кати. Ходили разговоры, слухи, я верил и не верил, и вот теперь сижу с Андреем, и нет у меня сил задать ему прямой вопрос. Может, потому, что сам боялся его ответа, а скорее всего, от появившейся жалости к нему, взамен недавней неприязни.
Мне захотелось отогнать его тягостные настроения.
– Я, Андрей, не судья тебе, но хочу сказать вот что. Человек состоит не только из материального, но еще в нем есть душа. Страсти наши больше от телесного, и важно определить, откуда они явились. Если мы способны на это, если есть желание и силы подавить страсти – мы можем спастись. Но бывает, когда сопротивляться почти невозможно. Если ты не предполагал, к чему приведет твой отказ – немногие могут тебя осуждать.
Продолжая пристально смотреть куда-то за окно, Андрей с видимым волнением сказал: «Спасибо, мне кажется, ты понимаешь меня. Но я должен был знать. И никогда не смогу себе простить».
Я поднялся:
– Мне пора, Андрей, зайду к Кате, посмотрю на нее. А тебе хочу пожелать семейной жизни. Мы с тобой еще молодые люди, надо стараться жить достойно и не забывать прошлое.
Мы простились. Выйдя из усадьбы, я свернул на широкую тропу от дороги и направился к ближнему лесу.
Катю похоронили не на большом сельском кладбище, а на окраине деревни, на том самом месте, где она простилась с жизнью;– в светлом прозрачном редколесье, среди высоких сосен и елей.
Место это – привлекательно красивое. Возвышенная гряда редкого леса широкой косой плавно поворачивала у реки и уходила вдаль, образуя высокий, зарастающий зеленью кряж. Привольно было стоять наверху, свободно дышать терпким хвойным воздухом, слушать шум небольшого водопада на реке, плески воды, смотреть на радужные под солнцем блики. Дно на реке за водопадом на небольшом протяжение состоит из твердых, гладких, как стол, известняковых плит, по которым чрезвычайно приятно ходить босиком, высматривая в толще воды мелких рыбешек.
Осенний день оказался удачным – теплым, светлым. Широкой тропой я прошел к захоронению.
По периметру высокой металлической ограды, выкрашенной свежей краской, высохшей и блестящей, с наружной стороны землю укрывали два ряда дорожной плитки. Еще в прошлом году внутри лежала бетонная раковина и стоял деревянный крест с овальной фотографией. Теперь на месте раковины расположился каменный прямоугольник, ровно засыпанный внутри чистой землей, а на месте креста установлена каменная косоугольная плита черного цвета с полированной поверхностью, с верхней части которой смотрела живое, улыбающееся Катино лицо. Ниже золотилась эпитафия.
Положи меня как печать
На сердце твое
Ибо крепка как смерть
Любовь
Я смотрел на милую, доверчивую Катину улыбку и вспоминал, как она бегала в играх, кричала, смеялась, как пела за работой в огороде, как обещала ждать, когда я вырасту.
Я положил цветы: «Прости, Катя, не смогли мы тебя уберечь».
На обратном пути, на лесной тропе, навстречу шла красивая девушка лет восемнадцати; в руке она держала несколько цветков. Высокого роста, простое открытое лицо, волнистые волосы блестели в брызгах света. Привлекали большие темные глаза; они смотрели внимательно и печально. Поравнявшись со мной, девушка остановилась.
– Здравствуйте, – сказала она приятным мягким голосом; недолго помолчала, спросила: – Вы, наверное, знали ее?
– Да, я знал ее; она нравилась мне; как, впрочем, и всем в нашей деревне. И молодым, и старшим, – простодушием, доверчивостью, красотой.
– Непонятна мне надпись на памятнике, – сказала девушка, – разве можно сравнивать любовь и смерть, это же совершенно несопоставимое. Любовь – это молодость, радость, счастье, а смерть – это старость, горе. Совершенная противоположность.
Некоторое время я думал, как понятно объяснить; вспомнил Катину радость, ее восторженный заразительный смех, лицо матери, убитой горем от внезапной смерти сына в нашей семье, сказал:
– Много в жизни нашей событий, понятных со временем. И любовь тоже. В хороших добрых семьях вся высота любви открывается старикам лишь в конце жизни, тогда им и умирать нестрашно. Они знали юную и зрелую любовь, которая, как им казалось, со временем превращалась в привычку. Но на закате дней своих вдруг открывается все величие ее над всеми другими чувствами. И над смертью тоже.
А когда приходится по каким-то обстоятельствам на заре жизни решать страшный вопрос о смерти и любви, то выживают безнравственные люди; люди нравственные погибают. Я хочу пожелать вам встретить свою любовь, хранить и оберегать ее. Только тогда приходит счастье.
Девушка слушала, как мне казалось, с некоторым волнением. Она смотрела на меня, но взгляд ее улетал куда-то
