Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 111
В День святой Марты, через шесть недель после рождения Хуана, мы с Фернандо вместе представили сына жителям Севильи. Ехали по заполненным народом улицам, вдоль которых выстроились кордоны, чтобы дать дорогу нашим лошадям. Солнце палило столь нещадно, что из-под моей украшенной жемчужинами короны стекал пот. Верный Канела, убранный в столь же пышный наряд, нервно вставал на дыбы, и его копыта высекали искры из дымящихся булыжников мостовой.
Под радостные крики толпы с черепичных крыш взмывали в воздух стаи голубей. Хуан ехал впереди нас в коляске с балдахином, на руках у крестной матери, герцогини Медина-Сидонии. Инфанта сопровождал маркиз де Кадис, безмятежно греясь вместе с ним в лучах славы, а сам Медина-Сидония с королевским знаменем возглавлял процессию в знак нашего уважения к его персоне.
Внезапно приветственные возгласы смолкли, и все как один подняли взгляд к небу, которое начало быстро темнеть. Я увидела, как удлиняются на земле наши тени. Рядом со мной Фернандо натянул поводья, посмотрел вверх, и его украшенная рубинами золотая корона сползла ему на лоб.
— Dios mio, — услышала я его шепот. — El sol se apaga.[34]
— Что? Солнце не может исчезнуть! — воскликнула я, поднимая голову вслед за его полным страха взглядом, несмотря на боль в шее от тяжести короны.
В пылающем жаром небе скользила темная тень, черной косой перерезая край солнечного диска.
Вокруг послышались испуганные вздохи. Люди падали на колени. Но я продолжала хранить спокойствие; еще будучи принцессой, я наткнулась в библиотеке в Сеговии на несколько трудов, где описывалось это явление, — насколько я помнила, именовалось оно солнечным затмением, — о чем я и сообщила Фернандо, неподвижно сидевшему в седле.
— Затмение? — переспросил он, словно никогда не слышал подобного слова.
— Да. Иногда луна наползает на солнце, закрывая его свет, но потом она уходит, и все снова становится как обычно, — раздраженно сказала я.
Зной стоял ужасающий, и с меня ручьями лил пот. Мне хотелось добраться до помоста на главной площади, исполнить наш долг и вернуться в тень алькасара, прежде чем все мы изжаримся до смерти в наших нарядах. Я также беспокоилась за сына, который легко мог получить тепловой удар на адской жаре.
— Но это же дурное предзнаменование, — не веря своим ушам, услышала я запинающийся голос Фернандо. — В тот самый день, когда мы должны представить народу нашего сына, случается… затмение? Вряд ли это добрый знак.
Я едва не закатила глаза. Несмотря на всю широту владений Арагона, мой муж до сих пор жил в плену предрассудков, будто андалусиец какой-то.
— Никакое это не предзнаменование, — чуть резче, чем намеревалась, бросила я. — Наш сын уже крещен и благословлен Господом. Просто луна забыла свое надлежащее место, — улыбнулась я, насмешливо глядя на Фернандо. — Уж ты-то, как мужчина, должен хоть что-то об этом знать.
Он попытался улыбнуться в ответ, но я видела, что муж по-настоящему напуган, словно и впрямь верил, будто нелепое небесное явление предрекает будущее.
Я нетерпеливо махнула рукой Медина-Сидонии, который с презрением взирал на царящий вокруг ужас:
— Сеньор герцог, не будете ли вы так любезны…
Он рявкнул на оцепеневших слуг, что застыли словно статуи и таращились на наполовину закрытое солнце:
— Вперед! Приказ ее величества!
Стук копыт наших лошадей отдался нестройным эхом по затихшим улицам. К тому времени, когда мы добрались до заполненной народом площади, затенявший солнце серп луны начал уменьшаться и снова посветлело.
Я взяла Хуана у герцогини, поднялась на помост и взглянула на безымянную массу людей, вынуждая их наконец отвести взгляд от неба и обратить внимание на меня и дитя на моих руках.
Я не верила в предсказания и в какие-либо иные силы, превосходящие Господа.
И Господь не мог допустить, чтобы с моим сыном хоть что-то случилось.
Ранней весной тысяча четыреста семьдесят девятого года мы покинули сады Андалусии и вернулись в Кастилию.
Путешествие оказалось долгим из-за маленького Хуана. Сын страдал от желудочных колик, а потому постоянно находился при мне. За последние полгода я дважды меняла ему кормилицу, но тщетно. Стремясь оградить сына от всех невзгод, я даже уступила уговорам и не стала кормить его сама, однако смена кормилиц нисколько не помогала. Я советовалась со множеством ученых-врачей, и еврейских, и мавританских, пожертвовала небольшое состояние Деве Севильской из Антигуа и ее сыну Христу, известным своими целебными дарами. Фернандо заверял меня, что колики бывают у многих младенцев и в том нет ничего необычного, но я ощущала страдания сына всеми фибрами души, не в силах отвлечься на что-либо еще. Исабель ехала в экипаже со мной, Беатрис и Инес по изрытым ямами дорогам, она вполголоса напевала Хуану и трясла перед ним серебряными погремушками, чтобы отвлечь от болей в животе.
По возвращении в Сеговию я обнаружила, что вновь беременна. Подняв голову от ведра, куда меня стошнило после завтрака, я встретилась с долгим сочувственным взглядом Беатрис. Фернандо настоял на супружеских правах задолго до того, как я почувствовала себя готовой его принять; он не был груб со мной, но не был и любезен, и я как-то раз в редком порыве откровенности пожаловалась Беатрис, что муж не желает слышать слова «потом». Сейчас же ее взгляд все мне объяснил: Фернандо только делал вид, будто слабое здоровье Хуана его не беспокоит. Младенцы умирали каждый день, от колик и прочих недомоганий. Наше престолонаследие оставалось под угрозой, и мы нуждались еще в одном сыне.
Необходимость эта стала еще яснее, когда до нас дошло известие, что после продолжительной болезни скончался Хуан Арагонский. Фернандо немедленно отправился в свое королевство — на похороны отца и встречу с кортесами, которые, в соответствии с нашим брачным контрактом, оставались независимыми от Кастилии. Мне хотелось поехать с ним — после смерти его отца наши королевства действительно объединялись под общим правлением, — но возможности такой у меня не было, поскольку приходилось заботиться о младенце, ожидая рождения еще одного.
Третья моя беременность оказалась тяжелой с самого начала. Я тосковала о Фернандо с того самого мгновения, как он вышел за дверь, но сил не хватало, даже чтобы пересечь комнату, — меня постоянно тошнило, а мысли о месяцах предстоящих ограничений внушали ужас.
Нисколько не улучшило настроения и известие об очередном восстании в Эстремадуре от имени Иоанны ла Бельтранехи, которое задумал старый козел король Альфонсо, чье поражение от наших рук и последующий отказ Рима выдать ему соизволение на брак Иоанны продолжали жечь его изнутри, словно горящая сера. Он подкупил нескольких недовольных мелких вельмож и поднял мятеж в тот самый момент, когда Фернандо стало не до него.
— Что мне делать? — воскликнула я, глядя на Беатрис. Я сидела за столом и читала последние доклады адмирала, которого поставила во главе войска, посланного на подавление мятежа. — Дон Фадрике пишет, что арестовал всех замешанных в восстании вельмож. Их, естественно, лишили владений и казнили, но ему пришлось поджечь поля, собрать крестьян и гнать португальцев через границу, словно диких собак.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 111
