рассмотрим этот вопрос. В двух аспектах, характерных, кстати, для нашего уголовного права в целом: наказание и воспитание.
Преступление, совершенное Сашей, карается по закону лишением свободы на срок до пяти лет. С учетом личности Саши – того, что он систематически воровал по мелочи, что ранее он уже совершил кражу государственного имущества, – наказание трудно признать чрезмерно суровым.
С другой стороны, наказанию подвергся пятнадцатилетний мальчик. Мальчик, допустивший за свою короткую жизнь столько антиобщественных проявлений, что их с избытком хватило бы на пятерых взрослых, плохих взрослых. Мальчик, на которого пытались воздействовать общепринятые воспитательные силы – семья, школа, общественность, остался социально невоспитанным. В чем же здесь дело?
Есть простая истина: человек воспитывается, формируется под объединенным влиянием трех основных факторов – семьи, школы, общества. Вне этих факторов – это установлено наблюдениями ученых – вырастает не человек, а животное. Вместе с тем воздействие семьи, школы и общества осложнено бесчисленными, порой не поддающимися учету, ненаправленными влияниями на формирующийся мозг маленького человека. А. И. Куприн писал, что внешние впечатления входят в душу ребенка «со стихийной мощью». «Каждый свет и цвет, каждый фальшивый и музыкальный звук, – писал он, – …идут на созидание того могущественного здания, которому имя человек».
Педагогика знает, что проблема социальной невоспитанности, или, как иногда говорят, «моральной запущенности» подростка, возникает там, где на стыке воспитательных сил появляется брешь: на ребенка не «работает» семья, или отключилась школа, или недостаточно внимательны представители общества. Или, что еще хуже, бездействуют, а то и вступают в противоречие сразу несколько элементов этой системы.
Как все это выглядело в случае с Сашей?
Вот что рассказывает о семье его мать Александра Ивановна Чеканова:
«Я – 58-летняя малограмотная вдова, пенсионерка, брак с отцом Саши не зарегистрирован.
Отец Саши жив, но к нему не ходит.
Дома была очень плохая обстановка. Беспрерывные ссоры, ругань, драки происходили на глазах у Саши. Поэтому он вырос жестоким…»
Классная руководительница Никитина подтверждает и уточняет: «Он жестокий мальчик. Его боится собственная мать, которая не принимает никаких мер к сыну…»
Александра Ивановна, видимо, ощущала, что за сыном нужен особый надзор. «Мать с целью контроля за сыном устроилась на работу в интернат, – сообщает дирекция школы, – но вскоре бросила работу». Ощущала, но до конца, видимо, не осознала и теперь плачет: ее материнское сердце ищет причину – почему сын стал вором.
Ищет – и «находит»: «Саша был хорошим парнем, но переменился после знакомства с Голованиным, стал воровать…» Злодею-совратителю, Голованину Игорю то есть, в момент суда-то было 13 лет, а ведь когда Саша стал воровать, Игоря еще водили в детский сад… Но слишком часто, увы, материнская любовь слепа…
А Саше, между прочим, аргумент матери понравился. Он рассудил, что этаким совращенным ягненком он выглядит лучше. И незамедлительно является из-под его пера «кассационная жалоба»: «Я совершил кражу по предводительству Голованина Игоря». Но о позиции Саши позже…
Из физики все знают, что электрический ток движется по пути наименьшего сопротивления. Представляется аксиомой, что бездельничать легче, чем учиться или работать; что сдержанность дается труднее распущенности, а съесть мороженое – гораздо приятнее, чем обойтись без него. Но мы уже видели, что поток жизни, входящий в душу парня или девчонки «со стихийной мощью», состоит из света прямого и отраженного, звуков «фальшивых и музыкальных». Первая задача здоровой семьи – отфильтровать этот поток, объяснить и показать маленькому человеку, что легче – не значит лучше, что добро и радость всегда достаются трудно, но становятся от этого лишь желанней и полнее.
Судьба обездолила Сашу семьей: дома он видел лень, жестокость, сквернословие, торжество грубой силы бродяги-отца; атмосферу ссор, ругани, драк; мать, которая боится собственного сына.
Значит, вся надежда на школу.
Сказать, что школа была безразлична к поведению Саши, к его судьбе, – нельзя. Воспитывали его и убеждением и, как говорится, принуждением. Применяли сильные меры: перевели из обычной школы в школу-интернат. Не помогло. Применили чрезвычайную меру: решением педсовета Саша был исключен из школы… на неделю. На суде педагоги развели руками: «Не подействовало. Даже не пришел к нам, не извинился». Педагоги школы убеждены, что исключение на неделю – выдающаяся по воспитательной силе мера. Не случайно характеристику Саши заключают слова: «Все меры воспитательного воздействия школа-интернат использовала». Так ли это? Не совсем, пожалуй. В одной недоработке школу можно упрекнуть. И этот упрек народный суд сформулировал в частном определении в адрес школы: «Хотя поведение Чеканова явно выходило за пределы детского озорства, специальных мер в отношении него – отдельного педагогического совета, привлечения Комиссии по делам несовершеннолетних – не принималось…»
А такие специальные меры требовались – насущно и давно. Не случайно воспитательница Саши заявила в суде: «Мы просим изолировать Чеканова, т. к. пребывание его в школе нетерпимо». И нам кажется, что если бы Сашу – с помощью Комиссии по делам несовершеннолетних, заботам которой его поручили еще после кражи из аптеки, – поместили в специальное воспитательное учреждение для детей и подростков, то это принесло бы двойную пользу: во-первых, уберегли бы его самого от совершения преступления и уголовного наказания. А во-вторых, оздоровили бы и детский коллектив, на который он несомненно действовал разлагающе, мешал остальным ребятам нормально жить и учиться.
В подобных случаях мы часто сталкиваемся с многочисленными и разнообразными упреками школе, сводящимися к тому, что она не хочет «поработать» над «трудными» ребятами, а стремится избавиться от них. В результате эти «трудные» окончательно, мол, выбиваются из колеи и становятся на путь правонарушений.
Но ведь есть «трудные» и «трудные»…
Есть лентяи, шалуны, легкомысленные ребята. Они доступны влиянию товарищей и учителей, пионерской организации и комсомола. Порицание вызывает у них стыд, а наказание – боль. У них есть совесть и гордость.
А есть такие, как Саша Чеканов. Они презирают товарищей и ненавидят учителей. На порицание они плевать хотели, а школьные наказания – исключения на неделю! – им просто на руку: в ненаказанном виде он прогуливает нелегально, а в наказанном – на «законном основании», по решению педагогов.
Обычные педагогические приемы в таких условиях оказываются, как правило, недействительными. И хотя бывают исключения – они лишь подтверждают правило.
Надо ли упрекать школу в бессилии? Вопрос этот очень непростой. И решать его одним и тем же приемом негоже.
С одной стороны, мы твердо убеждены во всесилии здорового детского коллектива, который с помощью мудрых и гибких педагогов способен держать в строю, направлять и выправлять самых «трудных». Но создание такого коллектива, способного саморазвиваться долгие годы, – искусство. Может быть, самое сложное из всех.
Будем же реалистами. Уже
