испугаться, но боль так и не почувствовал.
И теперь, увидев тревожное лицо штурмана, он начал паниковать:
— Что такое? Уже залечен палец. Не болит… А?
— Что такое?! — лицо штурмана искривилось еще больше. Он зло спросил: — Защитные амулеты были?
— Конечно, — кивнул Наиль. Никто в здравом уме не станет играть железным мячом без всякой защиты. Сам Наиль отказался бы начисто. Но ему этих защит отвалили даже больше чем Элис, его это, естественно, смутило, но Лавис сказал, что он лекарь и ему виднее кому и сколько. — У меня шесть, у княжны три.
— У тебя стандартные, у неё именные? — скривился штурман уже от злости.
— Вроде одинаковые… — растерялся Наиль. Он, конечно, недолюбливал тщедушного мага, но мысль, что кто-то специально будет ломать кости, шокировала. Да зачем же? Лавису же потом и лечить! Смысл?
— Уильям, — вмешался капитан. — Pas de panique. Без паники. Не пугай мальчика. Травмы у всех бывают. Амулеты иногда ломаются. Тебе ли не знать?
— Иногда? — штурман вскочил на ноги и заметался по каюте. — Иногда... О, я отлично знаю, когда они ломаются! Жьопа скранца! Бушприт ему в задницу... Кранжс.
Наиль испуганно вжался в кресло. Такого доктора, мечущегося и сыплющего проклятиями на альвийском, он видел впервые. Это пугало. То, что амулет не выдержал нагрузки и это чья-то спланированная акция — пугало. Неясные причины Лависа и Горина, втянувшие его в обучение чему-то опасному пугали. Не доверять людям, рядом с которыми живешь — очень паршиво. Ещё хуже, что Элис им доверяет на двести процентов.
— Это случайность, — сказал Наиль, вспоминая панику мага и ярость командира наемников. — Они точно не хотели…
Тут ему пришла в голову мысль, что амулет мог сломаться не просто так, а враги хотели покалечить княжну. Вот же дерьмо! Страх за себя ушел, поднялась тревога за девушку.
— Элис... — Он вскочил, чтобы бежать к ней и спасать.
— Я тебя никуда отсюда не отпущу, — тихо, но весьма эмоционально сообщил Ватсон, хватая Наиля за руки.
Наиль нервно рассмеялся этакому романтическому порыву, будто из фильма для влюбленных. Но резко осекся, заглянув в туман чужих глаз.
Там плескалась тьма.
Штурман горько сказал:
— Она не стоит даже твоего мизинца…
Наиль вытянул свои руки из чужого захвата, посмотрел на свои пальцы и ответил:
— Это мои мизинцы и только я буду решать, сколько они стоят.
— Ты не сможешь быть рядом с ней всегда!
— Буду столько, сколько смогу, — упрямо заявил Наиль, веря, что не нарушит это обещание.
Ватсон помрачнел, отошел к окну и тихо сказал:
— Это мой корабль… Не приходи больше…
Наиль ошеломленно замер от осознания того, что его выгоняют из дома. Это... больно. Он тихо взвыл:
— Почему?
— Твои прыжки на пиратский корабль, к отбросам и преступникам, порочат твою честь… — привел весомый аргумент штурман, но понял, что виконту дороже княжна, чем мнение чужих людей, и добавил: — Такое твое поведение бросает тень на княжну. — Он вспомнил, что у дочери Князя и так подмоченная репутация и привел новый довод: — Мои враги могут воспользоваться этой ситуацией. Она пострадает… и ты тоже…
Наиль в расстроенных чувствах пропустил все доводы мимо ушей. Страдания переполняли его и грозились вылиться слезами. Он почувствовал себя ужасно одиноким, таким одиноким, как песчинка в космосе. Внутри что-то откликнулось, проснулось. «Ты не один…»
Наиль шагнул к штурману вплотную и со слезами на глазах спросил:
— Ты прогоняешь меня?
Ватсон растерялся. Такой реакции он не ждал. Схватил юного мага за плечо и горячо прошептал:
— Никогда… Нет. О, дева Лизаветта, конечно же, нет!
Наиль выдохнул, устало уткнулся лицом в жесткую грудь штурмана. Происходило что-то непонятное. Почему так швыряет по эмоциям? Неужели страх, что прогонят с корабля так силен? Вот ведь пробрало...
— Виконт… — печально добавил Ватсон: — Тебе будет лучше там, в Королевствах… Ты же не знаешь, что я за человек… мое прошлое…
— Д-да? — голос всё еще дрожал, но Наиль попытался пошутить. — Твое прошлое изменит мое мнение о тебе?
Штурман промолчал, просто смотрел, но тьма в внутри него уже нашла выход наружу. И Ватсон не смог сдержать оковы памяти.
Наиль смотрел в потемневшие глаза Ватсона и одновременно видел пустой колодец его источника магии. Точнее, сначала показалось, что пустой, но звезды отразились в чернильной глади, и он понял: наполнен тьмой доверху. Поэтому штурман и не мог магичить, места для магии нет совсем. Но что это за херня? Это ведь не нефть, что это?
Внутри него самого что-то опять откликнулось... что-то странное… и оно радостно, слишком доверчиво кинулось в этот омут, будто в дом родной…
Перед его внутренним взором возникли картинки. Штурман, пока еще не штурман, а юноша, одаренный магическим талантом со всей щедростью. Очень красивый, белоснежный как снежный лорд: фарфоровая кожа, кипенно-белые длинные волосы, серебристые глаза, губы изогнуты в высокомерной насмешке. Он был слишком хорош и не мог без насмешки смотреть на нелепые потуги сверстников. Ему легко давалось всё, иногда слишком легко. Еще бы: ему повезло. Его отец — его учитель — учил его с пеленок. У него было всё: власть, сила, титул, деньги, слава. Не было друзей, но он не замечал этого: окруженный обожанием девиц и услужливым пресмыканием сверстников — им всем хотелось погреться в лучах чужой славы и занять место рядом с будущим властелином мира.
Чистокровный альв, не каждый мог похвастаться такими предками. Он стал бы королем. Королем королей.
Враги, конечно же, были. Те, кого он оттолкнул, посмеялся, а также брошенные девицы и их семьи, желающие мести. Враги отца и враги всей семьи, враги соседних стран, делящие власть на этом клочке побережья.
Так совпало, что ловушка была не одна и даже не три. С первой справился с легкостью, с тремя — приложив усилия, с пятой — теряя почти все. Но даже из шестой он выбрался самостоятельно, понеся повреждения тела и источника. Но эти травмы еще были поправимы... Если бы юноши, называющие себя друзьями, не бросили его умирать. Если бы они рискнули собой ради него. Потом они говорили, что считали его погибшим в пятой ловушке, но он им не поверил.
Он выжил, искалеченный магически и физически и не сдался. Месть давала ему силы, когда и семья и бывшие подружки-друзья отвернулись,
