предупредил заранее. — Хотя лучше было бы деньгами.
— Вам, конечно, лучше было бы деньгами, это понимают все умные люди, лучше деньгами и сразу развязаться, но жизнь сложнее, — сказал Архивариус. — Вы ведь занимаетесь статистическим учётом?
— Ну да, это не секрет.
— Я бы с вами потом побеседовал по этому поводу. Мы ведь с вами коллеги — я сам провёл несколько переписей. Переписей населения, — подчеркнул Карл Иванович.
Перед нами, уходя вдаль, стояли шкафы с картотекой.
Это была картотека существ — я чуть было не сказал «живых существ», но это было неверно. Многие из тех, кто значился в картотеке, давно умерли, а некоторые сделали это дважды и трижды. Иные сроду не были живыми.
Приятелю моему это было невдомёк, а я и не хотел, чтобы он пугался прежде времени.
Однажды картотеку решили оцифровать. Ничего из этого не получилось.
Копирование состоялось, но всё тут же перепуталось, вышло криво, и веры файлам не было. Тут же электронную картотеку слили в Интернет, а потом авторы с дрожащими от жадности руками, перевели её обратно на бумагу и издали под яркими обложками.
Я думал, что произойдет конец света, да только вышло все не страшно, а смешно.
Будто бы выбежал на площадь человек и стал рвать рубаху на груди и кричать о том, что только что видел инопланетян.
Сыпал именами известных людей, горячился, но с каждым словом все дальше отшатывались от него слушатели. Оно, конечно, всегда любопытно узнать, что министр — колдун-алхимик, а его заместитель промышляет охотой на вампиров, да только все это сюжеты именно из-под глянцевой обложки. На обложке этой роскошная дева стонет в объятиях вампира, а в вампира целит красавец с голым торсом.
Так все и ушло в газетную сплетню, а это значит — в песок, в пустоту.
Я и сам читал эти статьи — безопасные, как остывший пепел.
— Статистика? — спросил мой приятель. — Но я не работаю с гостайной. И с коммерческой — тоже.
— Зачем нам эти тайны? — успокоил его Карл Иванович. — У нас самих этих тайн избыток. Я знал многих людей, которые крупно пострадали от излишне серьёзного отношения к разным тайнам.
— А за что их прищучили?
— За то, что слишком честные были. Им сказали — считай людей. Они и посчитали, но только людей. Вы помните перепись тридцать седьмого года?
— Помню, конечно, ну не собственно помню — знаю… Знаю. Там всех расстреляли.
— Какие глупости, но, в общем, расстреляли, конечно. Но головы были горячие — им велели пересчитать прописанных граждан, а они пересчитали людей. Вот в чём штука.
И эти романтики вместо ста семидесяти миллионов получили сто шестьдесят один. Ну и начался скандал — причём с двух сторон. Во-первых, точно оценили количество нелюди, и девять миллионов — это не шутка. Во-вторых, никто не ожидал такого расхождения. Дальше было сложно — пустили слух, что вскрылись данные о жертвах и всё такое. В тридцать девятом провели перепись снова — и тут уж вышло сто семьдесят миллионов, да и то два миллиона накинули за погрешность. Ещё Краваль тогда работал — он и пострадал первым.
— Иван Адамыч? — вдруг переспросил Иван.
Карл Иванович всмотрелся в глаза моему приятелю, но тот не дрогнул.
— Вы интересный человек, да и Саша вас рекомендовал. Мне нравится ваша реакция, и ваше доверие — вы ведь мне доверяете, да?
Тогда, восемьдесят лет назад нам пришлось спустя два года проводить новую перепись, произошла суматоха, потеря самообладания у некоторых товарищей… Нам бы не хотелось, чтобы это сейчас повторилось.
И стало понятно, что его-то Карла Ивановича, из архивариусов не вычистишь и не отменишь.
Церковь его была — архив, а алтарь в нём — картотека.
И не было у него преемника. Именно поэтому он ощупывал взглядом пришельцев, и сейчас принял какое-то решение, а пока продолжал рассказывать.
— Нам бы не хотелось катаклизмов. В тридцать восьмом, когда ваших родителей ещё не было на свете, лётчик Чкалов пролетел под мостом.
— Я знаю.
— Нет, не знаете. Он несколько раз летал под мостами и наконец нарушил математическую связность. Взлетев с Ходынского аэродрома, он направился на юго-восток и полетел на опытном истребителе под Большим Каменным мостом — тогда говорили, что Сталин стоял у своего окна в Кремле и видел всё это. На самом деле, это не так — Сталин уехал тогда на ближнюю дачу.
Лётчик пролетел под мостом и десять секунд отсутствовал — только спустя десять секунд машина вылетела оттуда и взяла курс на Ходынский аэродром. Да только самолёт не долетел туда и рухнул в то место, которое теперь зовётся Хорошевским шоссе.
Я хоронил лётчика Чкалова — хоронили, конечно, урну. Когда мы прибыли на место катастрофы, оцепленное красноармейцами, то нашли среди обломков тело седого старика. Лётчика Чкалова опознали только по трём его орденам. Мы до сих пор не знаем, где он провёл эти годы и что видел, хотя ходят очень странные слухи. Они ходят, разумеется, среди своих.
Вы представляете, как бы отнеслись к идее нарушения связности пространства передовые рабочие завода имени Ильича, бывшего Михельсона? Или физик Вавилов, что ещё хуже?
Вот Саша вам расскажет подробности, если захотите.
И всё это — предмет учёта, тема для работы с документами.
В этот момент у нас над головой что-то затряслось, зашуршало, и в специальный лоток шваркнулся серебристый цилиндр пневматической почты.
Карл Иванович не обратил на это никакого внимания.
Мы выпили ещё — меня, правда, немного раздражало, как Карл Иванович пьёт. Алкоголь, кажется, у него в организме просто не усваивался.
— А вам не жалко прошлого? — спросил вдруг Иван. — Вот вы занимаетесь прошлым, а оно никому не нужно? Что будет ловчее рассказано, то и есть прошлое.
— Это вам так кажется. Просто в какой-то момент думающий человек понимает, что нет ничего нужного всем сразу. Есть такое мнение, что все изменения скачкообразны, особенно изменения в укладе жизни. Вот в 1913 году всё, казалось, было — самолёты, подводные лодки и огромные корабли. Были радио и телефон, канализация и центральное отопление. Были автомобили, лифты и холодильники. Даже Теория Относительности.
А потом следующий скачок произошёл в начале пятидесятых — ракеты большой дальности, возможность полететь в космос, ядерная энергия и счётно-решающие машины. Всё это уже было — а потом снова шло время, и цивилизация сосредотачивалась. И всё подлежит учёту и переписи.
— Что, сейчас будет новый взрыв?
— Это неважно, главное, чтобы не было паники. А то и вам, и мне
