себя в грудь, уверяя, что Жань Дундун приехала именно за этой парочкой, иначе она бы не поселилась прямо напротив, а кто-то говорил, что Жань Дундун следит за Лю Цином и Бу Чжилань в бинокль.
Все эти пересуды подняли много шума, поэтому в один из вечеров деревенский староста прямо спросил Жань Дундун:
– Вы приехали, чтобы следить за Лю Цином?
Она оставила его вопрос без ответа.
Тогда староста сказал:
– Из-за всех этих слухов народ пребывает в тревоге. Если вы приехали, чтобы поймать негодяя, то об этом нужно без утайки рассказать мне, в конце концов, я тут какой-никакой, а руководитель. Если что-то стряслось, я должен быть в курсе.
Она по-прежнему молчала. Старосту от ее молчания прошиб холодный пот, и тогда он заподозрил, что ее подослала к нему комиссия по проверке дисциплины. Однако, чтобы избавиться от этих страшных мыслей, староста предпочел вслед за остальными говорить, что Жань Дундун явилась за преступниками.
Отношение местных жителей к Лю Цину и Бу Чжилань удивительным образом изменилось: сперва они их просто избегали и, завидев издали, старались обойти кружным путем; потом стали держаться на почтительном расстоянии, перестали здороваться и ходить в гости; спустя еще какое-то время деревенским показалось, что просто избегать их недостаточно, поэтому, завидев их, они разворачивались и сломя голову убегали, тот же Агуан несколько раз даже терял по дороге башмаки. Никто не заставлял деревенских вести себя таким образом, равно как никто не говорил, что Жань Дундун явилась именно за Лю Цином и Бу Чжилань, тем не менее в своем отношении к ним деревенские проявляли удивительное единодушие, будто получили тайные инструкции и, не сговариваясь, действовали как один человек.
Жань Дундун не предполагала, что ситуация повернется подобным образом. «Может, это и есть то самое „коллективное бессознательное“, о котором говорил швейцарский психиатр Карл Юнг? – размышляла она. – Это не только передаваемый из поколения в поколение глубинный психический опыт общечеловеческого бытия, но еще и отголосок первобытного сознания. Может быть, это та самая традиционная деревенская этика, при которой наказывается зло и утверждается добро, даже если зло и добро пока не определены? Неужели деревенское „коллективное бессознательное“ тоже обладает интуицией? Может ли оно почуять опасность заранее? Местные жители дистанцировались от Лю Цина и Бу Чжилань, и хотя те как обычно приносили им гостинцы, все это добро возвращалось назад – корзины тащили обратно к их дому и вешали на бамбуковые шесты, словно извещая о разрыве отношений».
Изоляция превратилась в наказание, и первой на это отреагировала Бу Чжилань. Как-то ночью она, ворочаясь с боку на бок, наконец спросила Лю Цина:
– Что здесь делает Жань Дундун?
– Не знаю, – ответил тот, – может, приехала в отпуск?
– Ты и правда ничего не догоняешь или притворяешься? К чему ей, следователю, проводить отпуск в такой глухомани, да еще и не в сезон? И потом, почему она проводит отпуск одна? Ты бы мог отправиться отдыхать без меня? Староста мне сказал, что у нее и правда есть бинокль. В этой деревне, кроме кустов да деревьев, ничего нет, так что она собралась тут высматривать? Неужто приехала наблюдать за зверями? Вроде она не зоолог. Ты должен быть осторожнее, без причины она никуда не сунется, для всего должна быть причина.
– Откуда у тебя столько фантазии? Спи давай.
– Она тут уже полмесяца, и за это время приходила к нам двенадцать раз, она у нас гостит чуть ли не каждый день, еще и по хозяйству помогает. В любом случае ее общение с нами бьет все рекорды. Ты не думал почему?
– Может, просто потому, что она нас знает?
– Деревенского старосту она тоже знает, но помогала ему лишь пять раз. Она прекрасно общается с Агуаном, но помогала ему всего четыре раза. А Шу, который обучал ее местным песням, она и вовсе помогала лишь дважды, просто смешно. Зато нам она помогала аж восемь раз. Вряд ли она делала это из любви к нашим животным, пусть даже и придумывала им красивые имена. Все эти трюки она проделывает для отвода глаз, ее истинная цель – втереться к нам в доверие. Пока местные отказываются от наших подношений, она все наши гостинцы любезно принимает. И вообще, будучи такой принципиальной, она могла бы нам и заплатить, но она этого не делает, даже не заговаривает о деньгах. К чему бы это?
– Так ведь предполагается, что гостинцы и даются в подарок, к тому же мы ей тоже ничего не платим за помощь по хозяйству.
– Наивный. Знаешь, почему она продолжает с нами общаться, когда все от нас отвернулись? Потому что боится, кося траву, спугнуть змею. Ты ведь столько травы перекосил и змей наверняка видел, неужели ли не знаешь, что означает эта поговорка…
Речь Бу Чжилань, подкрепленная доводами и доказательствами, лилась непрерывным потоком. Лю Цин отвернулся на другой бок и заснул. Он ничуть не притворялся и действительно сразу же ухнул в сон, потому как, заготовив за день целый грузовик фуража, остался совсем без сил. Бу Чжилань тоже очень устала, но мозг ее работал активно как никогда. «Может, Лю Цин что-то от меня скрывает? – думала она. – Может, зря я беспрекословно верю ему? Не обернется ли мое потворство укрывательством? А вдруг то, что говорят деревенские, – вовсе не сплетни? Ведь дыма без огня не бывает». Пока она бесконечно себя накручивала, на кровати с возгласом «Кто змея? Кто змея?» вдруг подскочил Лю Цин.
– Что с тобой? – перепугалась Бу Чжилань.
– Ничего, ничего, просто приснился кошмар.
Жань Дундун не спала, она читала в постели, когда вдруг ей пришло фото от Му Дафу. На фотографии она увидела кусок белой разрушенной стены, на которой черной тушью было выведено несколько стихотворных строк: «В родных краях, как в огромном гнезде, установился полный покой. // Весной из него разлетелись все птахи. // Покрытые шрамами, они вновь воротились к зиме – У Чжэньмоу».
«Где ты это нашел?» – спросила она в ответном сообщении. «В деревне Саньбацунь уезда Лочэн. Приехал сюда со студентами, решив доработать статью».
«Исследуя деревенскую культуру, хорошо бы исследовать ее коллективное бессознательное», – написала она.
«Чтобы раскрыть преступление, очень советую прочесть это стихотворение», – ответил он.
Она тут же нашла его в поисковике и принялась читать. Стихотворение называлось «Родные края». Когда она дочитала его до конца, у нее разом все прояснилось в голове, особое впечатление на нее произвела строка: «Кто-то вернулся с одной рукой – другая рука не вернулась». Жань Дундун тут же вспомнила Ся Бинцин, которой кто-то отрубил кисть.
72
До того как отправиться в уезд Лочэн, Му Дафу встретился с Бай Чжэнь. На свидание его пригласила сама Бай Чжэнь, она завершила редактировать роман, и теперь ей хотелось поделиться своими впечатлениями. Она выбрала время – 15:00, а он место – книжный бар «Парчовый сад». Они соблюли все церемонии, даже платили каждый сам за себя, при этом один определил место встречи, а другой – время. Му Дафу специально выбрал этот бар: именно здесь тринадцать лет назад проходило их первое свидание с Жань Дундун, причем именно за этим самым столиком у окна. Можно сказать, что ничего вокруг и не изменилось, кроме того, что теперь напротив него сидела другая женщина. За все тринадцать лет он не приглашал в этот бар, и тем более за этот столик, никого, он хранил это место исключительно для Жань Дундун, это был их тайный любовный уголок. Но сегодня он пошел против собственных же правил, ему захотелось проверить, может ли он впустить в свое личное пространство другую женщину? Например, Бай Чжэнь?
В основу только что законченного романа Бай Чжэнь положила факты своей личной жизни и теперь взволнованно пересказывала его содержание. От переполнявших ее эмоций она вся раскраснелась, словно речь шла о каком-нибудь мировом
