делаешь?
Мужчина резко замер. Такое поведение заставило женщину содрогнуться. Она не отрывала взгляда широко распахнутых глаз от его затылка, как вдруг он резко повернулся, являя тётушки свои белёсые глаза.
Как от визга женщины не проснулся весь дом, осталось для неё загадкой. А вот Пётр сразу вздрогнул, и словно сбросив с себя, что — то мерзкое, отбросил очки, начал тереть глаза, и только проморгавши, спросил:
— Тётушка, почему вы не спите?
— Потому что бродят тут всякие, спать не дают, — истерично взвизгнула она, не отнимая руки от сердца. — Кажется я видела папеньку, — причитала она. — Это каким извергом надо быть. Иди к себе, — шлёпнула она его по предплечью, — и до петухов не смей носа из комнаты показывать.
И качая головой, пошла дальше по коридору, охая и восклицая:
— Кошмар и моветон. Ну что за страсти!
И если такое было лишь раз, ничего страшного. Но когда Алёна поймала его бродившим так ещё трижды, то, одним солнечным утром, заявила Петру:
— Да ты, Петенька, вновь всех привечаешь, под рёбрышками греешь, да по сторонам смотришь. Спроси-ка ты совета у Льва, он точно вызнает, что облегчит твои муки.
А затем в ворота усадьбы постучалась горе. Да так быстро после похорон Андрея и Екатерины, что невольно натолкнуло Алёну на мысль о злом роке, но она тут же отмахнулась от них веером. Нужно было съездить к этому старому и уродливому мужику, за которого отдали красавицу Анастасию, и забрать её бренное тело, дабы организовать погребение должным образом, с обрядами, колдовскими обычаями и положить девочку рядом с любящими родителями. Только так её душа могла отправиться дальше.
А через некоторое время не стало и Садулина. Загнулось всё его подворье, земля перестала плодоносить, и мор поселился в тех краях. Люди шептались о каре небес и наказание за грехи. А уж когда эта дрянь перекинулась на столицу… Колокола церквей зазвонили ещё упорней, одарив семью Яковенко головной болью. Забегали попы, потрясая своими животами и крестами во всю грудь. Просили покаяться. А те, кто с рождения был одарён нужным нюхом сразу поняли, что вонь эта вовсе не святая.
После этого, Алёна решила, что всё более — менее придёт в спокойствие.
— Такое бывает, — говорила она вздыхающей Марии. — Не часто. Где — то раз в несколько лет. Если канцелярские крысы не постучались к нам на следующий день, то, — пожала плечами, — можно и дальше наслаждаться чаем в тени этой прекрасной беседки.
— Для вас, как будто законы не писаны, — нахмурилась женщина и откинулась на спинку, поплотнее закутавшись в шаль.
Одной из ночей в плодоносном саду, нечто вспыхнуло так ярко, что разбудило весь дом. Сторожили нашли только выжженную траву и не более. Вот только затем Лев притащил в дом золотую яблоню.
— Где ты только её взял? — покачала головой Мария.
— Ну что ты, — объяснял он собравшимся домочадцам. — Это самое настоящее чудо. Только плодоносить не будет.
— Привейте, — предложил Пётр с таким видом, словно не понимал, как можно не додуматься до такого простого решения.
— Вот достанешь свою золотую яблоню и прививай ей всякое, — беззлобно отмахнулся Лев. — Тише — тише, — возмутился он, когда Алёна дотронулась до листвы веером. — Только не срывай. На эту красоту можно только взирать издалека.
Брат смотрел на яблоню, словно на самое большое сокровище в его жизни. Сказочки, в которые он верил оживали прямо на глазах, и как тут не радоваться?
И всё же Верочка выходила замуж. Ах, как Алёну уговаривали поехать.
— Ну, тётушка, — лебезил Олег. — Без вас не то. Кто будет её благословлять? Мы теперь круглые сироты. Кроме вас никто не озаботиться. Ну, тётушка. Ну, родная. А сколько набежит гостей из высшего света. Только представьте, как они поразятся, увидев вас.
Алёна обмахивалась веером и вновь чувствуя себя двадцатилетней кокеткой.
— Ох, проказник, — она легонько ударила его по плечу закрытым веером. — Уговорил. Запрягай самый роскошный экипаж.
И пусть настроение было больше задорным, чем злорадным. Алёна до самого фуршета надеялась, на несчастный случай. Пусть даже самый незначительный. Например, кто — нибудь наступит на платье Веры, или у кареты молодожёнов сломается колесо. Ну хоть что — нибудь!
Она пристально наблюдала за гостями. Может тут найдётся какая — нибудь девица, решившая устроить Герману скандал, отомстив за разбитое сердце. Но тот был чист и безгрешен, как жертвенный ягнёнок.
Алёна тяжело вздохнула. Настроение испортилось. Сокрушаясь на свою слабость к сладкой лести, женщина уже хотел отойти в сторону, как дорогу ей преградил мужчина.
Оркестр перестал играть мазурку и зачинал вальс.
— Я устала, сударь. Отойдите, — отмахнулась она, но тот всё продолжал стоять.
— Ти откажешь старый друг? — вдруг спросил он, протягивая руку.
Алёна замерла. Осознание медленно подбиралось к ней, готовясь проглотит и выплюнуть косточки. А если ослышалась? А если просто показалось? И ещё тысячи если поселились в её голове.
Она сжала веер до треска в спицах. Жар разлился по телу, ладони вспотели, а затем тут же стало холодно. Женщина подняла глаза, мысленно увещевая себя не питать напрасных ожиданий. Но увидев эту оливковую кожу, тёплые глаза и старый шрам, пересекающий правый глаз, Алёна чуть не лишилась чувств.
Веер выпал из ослабевших пальцев. Резко закружилась голова. Лучиано схватил Алёну под локоть, и встретившись взглядами, они замерли.
Забыв, как дышать, Алёна почувствовала, как слова заостряют в горле. Перед глазами поплыло, и даже потемнело.
— Прошу вас, — легонько встряхнул её Лучиано. — Я много лет ждал нашей встречи, синьорина. Думал всякое и готов был принять, что угодно, лишь бы вы были счастливы, синьорина.
Алёна вцепилось в его предплечье, словно боясь, как бы Лучиано не исчез, словно туман по утру.
— В своём ли я уме? Вы ли это?
— Самый настоящий, — он пылко приник губами к её руке. — Подарите мне танец.
Всё ещё находясь в непонимании, Алёна робко кивнула, и мужчина утянул её в круговорот вальсирующих пар. Ноги с трудом держали женщину, но Лучиано это ничуть не смущало. Он уверенно вёл в танце, нашёптывая ей нежности на гаэльском.
Она ловила каждое его слово, отдающееся в сердце сладкой истомой. За те годы, что прошли во время их разлуки, она многое позабыла, и сейчас могла только догадываться о чём он ей говорит.
Весь вечер прошёл для Алёны, словно во сне. Она не видела ничего и никого, кроме Лучиано, и когда пришла пора распрощаться, ею овладел такой безумный страх, что она чуть не лишилась чувств.
— Ну что ты, — шептал мужчина
