при этом такое чувство, будто меня ударили под дых. Не в силах вынести это зрелище, в приливе храбрости (больше напоминавшей безрассудство на грани отчаяния) и решимости узнать самое худшее, я спустился и, бессмысленно прячась за кусты, стал пробираться через сад, покуда не очутился на расстоянии вытянутой руки от выемки в калитке. Увы! дела обстояли еще хуже, чем я опасался: через отверстие в створке на меня смотрело чье-то лицо. Оно не было ни безобразным, ни бледным, ни призрачно-бесплотным. Я мысленно назвал его злобным, и, полагаю, именно таким оно и было; по крайней мере, таков был взгляд больших, широко раскрытых, немигающих глаз. Окаймляя сверху розоватую и, вероятно, разгоряченную физиономию, со лба свисала белая льняная драпировка.
Есть что-то жуткое в таком вот лице, выглядывающем из подобной «рамки», особенно когда оно неподвижно уставилось прямо на тебя и по его выражению решительно невозможно понять, что будет дальше. Как я только что сказал, лицо показалось мне злобным – но вовсе не потому, что в нем читались неприязнь или свирепость. Напротив, оно было напрочь лишено каких-либо эмоций. Я сознавал только, что вижу перед собой белки глаз вокруг зрачков, а это, как известно, придает взгляду оттенок безумия. Неподвижность лица доконала меня. Я стремглав кинулся к дому, но, отбежав на безопасное расстояние, не удержался от соблазна остановиться и обернуться. В выемке калитки уже ничего не белело, однако между деревьями виднелась удалявшаяся вразвалку закутанная фигура.
Не донимайте меня расспросами о том, как прошла встреча с членами семьи. Ни от кого, должно быть, не укрылось мое подавленное настроение, но я уверен, что все старания домашних выяснить, в чем дело, не увенчались успехом. Для чего я предпринимаю неуклюжую попытку рассказать обо всем теперь, я и сам толком не знаю; зрелище, представшее мне тогда, бесспорно, произвело на меня сильнейшее впечатление, раз моя фантазия долгие годы так цепко его удерживает. Полагаю, даже сейчас мне следует проявлять осторожность, проходя через ту калитку. И порой я спрашиваю себя: существуют ли ныне укромные места, где все еще обитают странные создания, с которыми в далеком прошлом мог повстречаться и заговорить кто угодно, когда они шли по своим будничным делам, – создания, чьи пути в наше время лишь изредка пересекаются с путями человека (возможно, благодаря своему неведению и сохраняющего здравый рассудок)?
Комментарии
Английский прозаик Монтегю Родс Джеймс, или, как он сам себя неизменно именовал в печати, М. Р. Джеймс, опубликовавший с 1895 по 1932 г. свыше тридцати рассказов, без которых ныне не обходится ни одна сколь-либо значительная антология историй о привидениях, по праву числится в ряду виднейших представителей этого жанра. Начавший писать в поздневикторианскую пору и по-настоящему состоявшийся как беллетрист уже в XX столетии, Джеймс вместе с тем считается создателем особой «антикварной» ветви готического рассказа, для которой характерно обращение к культурным артефактам национального прошлого: введение в основной – современный – антураж повествования всевозможных раритетов (уникальных документов, редких манускриптов, древних кладов и т. п.), как правило непосредственно связанных со сверхъестественными событиями рассказа, научные отступления и насыщенные эрудицией комментарии, сообщающие произведению, по словам самого автора, «легкий флер временной отдаленности», нередкий выбор в качестве мест действия старинных церквей и соборов, учебных заведений, музеев, архивов и библиотек. Этот ученый колорит джеймсовской прозы неудивителен, ибо ее создатель был выдающимся исследователем, оставившим труды в области палеографии, религиоведения, медиевистики, специалистом по христианским апокрифическим текстам и другим памятникам древней письменности, составителем уникальных каталогов средневековых рукописей, хранящихся в крупнейших библиотеках Великобритании.
Монтегю Джеймс родился в деревне Гуднстон на востоке графства Кент в семье священника-евангелиста Герберта Джеймса и его жены Мэри Эмили, дочери военного моряка. Когда будущему писателю было три года, семья переселилась в деревушку Грейт-Ливермир по соседству с городком Бери-Сент-Эдмундс, графство Саффолк, выросшим вокруг старинного бенедиктинского аббатства, которое было разрушено во времена Реформации. Осенью 1876 г., после трех лет обучения в старейшей английской частной подготовительной школе Темпл-Гроув в Восточном Сассексе, Джеймс поступил в знаменитый Итонский колледж в качестве королевского стипендиата. С блеском окончив его в 1882 г. и получив Ньюкаслскую стипендию – самую престижную итонскую академическую награду, – он стал студентом Кингз-колледжа Кембриджского университета, с которым оказались теснейшим образом связаны его дальнейшая жизнь, научная и педагогическая карьера и литературная деятельность. В 1886 г., по окончании колледжа, Джеймс был назначен помощником директора Фиц-Уильямского музея Кембриджского университета (позднее, с 1893 по 1908 г., он возглавлял этот музей); в 1887 г., защитив диссертацию на тему «Апокалипсис святого Петра», стал членом совета Кингз-колледжа, а в 1889 г. был назначен его деканом. В 1890-е гг. научные интересы Джеймса, поначалу планировавшего связать свою жизнь с археологией и в 1887–1888 гг. побывавшего в экспедиции на Кипре, постепенно сместились в область палеографии: он всерьез занялся изучением и описанием рукописей, хранящихся в различных библиотеках Кембриджского университета, и в 1895 г. издал первые три каталога, охватывающие собрания Фиц-Уильямского музея, Итонского колледжа и Кингз-колледжа. Грандиозная работа по каталогизации кембриджских рукописей, растянувшаяся на три с лишним десятилетия, протекала параллельно с другими академическими занятиями Джеймса – преподаванием в Кингз-колледже, написанием многочисленных трудов по палеографии, редактированием изданий исторических и библиографических обществ, переводческими опытами, – а также с административной деятельностью: в 1905 г. он стал ректором Кингз-колледжа, а с 1918 г. и до конца жизни занимал пост ректора Итона; кроме того, с 1913 по 1915 г. исполнял обязанности проректора университета.
Уже в начале 1890-х гг. Джеймс стал сочинять (под влиянием прозы английского писателя ирландского происхождения Джозефа Шеридана Ле Фаню (1814–1873), чью книгу рассказов он опубликовал с собственным предисловием в 1923 г.) истории о сверхъестественном – поначалу для развлечения узкого круга друзей и коллег по Кингз-колледжу. На исходе десятилетия устные чтения этих историй сделались ежегодным ритуалом: в канун Рождества в приличествующей случаю сумрачной обстановке собирался небольшой кружок (в который входили Джеймс Макбрайд, Генри Элфорд Лаксмур, Эдмунд Гилл Суэйн, Уолтер Морли Флетчер, Артур Бенсон, Сэмюэль Герни Лаббок и др.), и спустя некоторое время к гостям выходил с рукописью в руках Монти Джеймс, задувал все свечи, кроме одной, усаживался возле нее и приступал к исполнению. Впрочем, еще в 1895 г. его ранние рассказы – «Альбом каноника Альберика» и «Похищенные сердца» – появились на журнальных страницах и таким образом стали известны более широкой аудитории; полноценное же знакомство читателей с Джеймсом-прозаиком состоялось благодаря авторским сборникам «Рассказы антиквария о привидениях» («Ghost Stories of an Antiquary», 1904), «Новые рассказы антиквария о привидениях» («More Ghost Stories of an Antiquary», 1911), «Тощий призрак и другие» («A Thin Ghost and Others», 1919),
