– Хватит! Прошу тебя, Богдан, остановись, – велела принцесса. – Мы не готовы к таким подробностям.
– Подробности будут куда страшнее, когда он будет жрать на ваших глазах! – брякнул я. – Галлея, он придет и всех вас убьет.
Все замолчали.
– А где вы собираетесь спрятать всех Дрифов, Харос? – спросил я. – В непобедимом дворце? Знаете, в моем мире есть сказка про трех поросят, как-нибудь вам расскажу. Так вот, Водяной дворец Дрифов для Кирко – как домик Ниф-Нифа. Для него не будет труда сорвать ему крышу, вот о чем я. А то, что вы будете оборонять Центр. – Я замолчал. – Знаете, вам ни за что не победить их, простите.
– Вот это мужик! – крикнул Марф. – Вот это толкнул!
– А какой план у тебя, мальчик? – вполголоса спросил Харос, хотя я ожидал агрессии на свой счет.
Какой был план у меня? Убежать, как можно дальше к какашкам собачьим и забыть все как можно скорее. Но я не мог себе это позволить.
– Достать смерник, – сказал я.
Мужественный, храбрый мой, Бодя, услышал я голос тети у себя в голове.
В зале стало тихо, на меня все смотрели. Кажется, тогда я разучился дышать.
– Ты хочешь отправиться на темную сторону, Богдан? – спросила Тоэллия, и я поймал ее испуганный взгляд.
Я? Да вы рехнулись! Ни при каких обстоятельствах! Ни за что!
– Да, – твердо ответил я. – Я готов это сделать.
Стояла такая тишина, что я слышал, как у Мерзкого Марфа в животе образуются газы. Потом он заржал так громко и подло, что, казалось, стеклянный пол под ногами треснет.
– Сколько у нас времени до наступления второго солнца? – невозмутимо спросил я.
Зергус взглянул на водяной круг у себя на запястье.
– Достаточно, чтобы сделать рейд по всему Гиллиусу туда и обратно, – сообщил он. – Триста семьдесят водяных оборотов.
– Значит, чуть больше двух недель, – быстро высчитал я. – Я мог бы незаметно пересечь Центр и обойти стороной все злачные места темной стороны Гиллиуса. А еще лучше: вы могли превратить бы меня во что-то ужасно уродливое, чтобы меня приняли за своего.
– Для этого и ничего делать не надо! – выкрикнул Марф. – Просто не умывайся!
– Зергус бы дал мне какие-нибудь чудо-доспехи из шкуры жопы дракона, неуязвимые, как старые трикошки. Правда ведь, Зергус, дадите такие? – Я начинал нервничать, а когда я нервничал, я нес такой несусветный бред, что вспоминать было стыдно. – А еще, – продолжал я, – хочу сапоги-скороходы, чтоб, когда говоришь им: «Беги!», они бежали бы так быстро, что мой след только по дыму от ног увидеть могли.
– Теоретически, – задумался Зергус, – возможно достать такие приблуды, хотя есть доля вероятности, что абсолютно такими они не…
– А ну-ка остановитесь оба, – прервала нас Тоэллия. Встала с трона и подошла ко мне, положила на плечо руку. – Богдан, мы очень тебе благодарны, но тебе не нужно никуда идти. – Я поднял на нее голову. – То, что ты узнал на темной стороне, очень важно для нас. Ты уже очень помог. А теперь, прошу тебя, отправляйся в свой мир и забудь, что когда-либо бывал здесь, хорошо?
Королева не поверила мне. Да кто бы поверил? От страха я готов был наложить в штаны прямо в центре Мирного зала, и, похоже, все знали об этом. Одна только мысль о том, что я могу оказаться на темной стороне, – и я мог визжать на весь Гиллиус, как младенец.
– Ты можешь остаться у нас еще кое-какое время, – говорила она, – пока здесь безопасно, но потом ты должен будешь уйти.
Я молча смотрел ей в глаза.
– Хорошо? – повторила она.
Надо было кивать головой и бежать до самой отцовской кровати. Так сделал бы Бодя из мира людей, но себя я уже таким не ощущал. Я аккуратно убрал ее руку с плеча.
– Я хочу, чтобы вы меня выслушали, Тоэллия, – назвал по имени королеву, – и вы все, пожалуйста, тоже. – Во рту пересохло, и все, что я говорил после, сопровождалось звуком прилипавшего к нёбу языка. – Я знаю, что вы думаете обо мне, – начал я. – Мальчишка, дохляк, да что он может…
– Богдан, никто так не.
– Прошу вас, не перебивайте меня и, пожалуйста, Тоэллия, вернитесь ко всем. – Такой наглости королева не ожидала, признаться, я сам от себя не ожидал, но все равно продолжил говорить после того, как королева встала рядом со всеми. – Неделю назад я и представить не мог, что могу вляпаться во все это. Я буду говорить честно, потому что ненавижу вранье. – Я попытался сглотнуть слюну, но ее не оказалось. – Меня воспитывала тетя, и она всегда учила меня быть порядочным и никогда не обижать женщин. Думаю, это отчасти из-за ее третьего мужа, но сейчас не об этом. Еще она всегда учила меня делать правильный выбор. Возможно, правильных было не так много в моей жизни, как хотелось бы, но то, что я собираюсь сделать сейчас, это на сто процентов правильный выбор. Вы и представить не можете, как я боюсь даже думать о том, что предлагаю. Но иначе я не могу. – Я что, их уговаривал? Похоже на то. – Я не смогу вернуться домой и спокойно жить дальше, зная о том, что мог кому-то помочь. Да не кому-то. А всем вам. Тебе, Галлея. – Я посмотрел на принцессу, я практически признался в любви! – За то время, что я нахожусь на Гиллиусе, – продолжил я, – я много узнал о себе. Я и подумать не мог, что во мне столько храбрости. А мысль о том, что я могу спасти целый мир, приводит меня в дикий экстаз. Я не могу обещать, что вернусь живым и здоровым, но обещаю, что буду очень стараться. Во всяком случае, я всегда могу произнести трижды «Лиллипутус» – и в мгновение ока окажусь в Дымке. Давайте так, – я поднял правую руку, – я обещаю, что в случае опасности, которая будет угрожать моей жизни, я произнесу слова заклинания и исчезну. По крайней мере, я буду знать, что пытался. Ну? Что скажете?
Харос по привычке сдвинул густые брови:
– Что скажет твой отец, мальчик, когда узнает, что ты собираешься сделать?
– Он умер, Харос, – признался я. – Да, мой отец мертв. Как именно это вышло, я пока не знаю, но собираюсь все выяснить.
Все изменились в лицах. Тоэллия испуганно переглянулась с Зергусом, а потом направилась в мою сторону.
– Прошу вас, – остановил ее я, – сейчас не время. Я совсем ничего о нем не знал, поэтому известие не причинило мне столько боли, как вы думаете. – Я глубоко вздохнул. – Ну вот, признался. Теперь у нас совсем нет секретов. А всех вас, я уверен, он очень любил. Я это понял по его записям.
– Твой отец был героем для нас, – прошептала Тоэллия и приложила руку к груди. – Свет в его душу.
– Мы все его тоже любили. – По щекам Галлеи снова потекли слезы. – Свет в его душу.
– Свет в его душу, – сказали хором все остальные.
Кое-какое время мы все молчали в память о нем. Лично я мог вспомнить лишь строки из письма, что передал мне Лиллипутус: Держись подальше от темной стороны и всегда следи за временем. Про письмо я никому не сказал.
