Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
Володя: Я, пожалуй, тоже никогда не воспринимал это как повод для обиды.
Галя: У нас была хорошая, ровная, человеческая жизнь. Нормальное человеческое детство. Без истерик, без захлёбов.
Саша: Потому что не было несправедливости.
Галя: Да-да. Чтобы одного ребенка чморили, а другого наоборот. А у девочек моих для любви было много людей. Я их очень любила, другая бабушка с ними сюсюкалась.
Саша: Действительно, можно озлобиться, когда тебя не любят со всех сторон в семье. А когда здесь очень много любви, здесь очень много любви, а этот человек играет вот такую роль… Она воспитывала нас не свитерами и пирожками. Она по-другому нас любила, не за то, что мы у неё есть, а любила за поступки, за проявления, за слова, за интересы. Она от нас требовала то, чего не требовали другие. Но очень интеллигентно. Без переборов. То есть, если ты, не знаю, напишешь сценарий, бабушка будет в восторге. Но если нет – ее любовь не сделается меньше, она не будет ругать, как-то унижать.
Галя: Унижать – никогда. Никогда. Унижение и мама – абсолютно две несовместные вещи. Она и при нас никогда не унизила никого.
Саша: Самое страшное обзывательство было «дурочка».
Галя: «Дурочка», да!
Саша: И еще второе было: «Зачем ты спрашиваешь очевидные вещи?» Это она тоже очень не любила. Допустим, прийти к ней домой и спросить, а где лежит то-то? «Зачем ты спрашиваешь очевидные вещи? Можно взять и поискать». И это не обижало – это воспитывало. Она как-то ухитрялась это так делать… Может, если бы мы попытались перенять эту манеру, у нас бы ни фига не получилось.
Галя: Нет. Мы другие. Она – космос. А мы… Разные планеты.
Саша: Я не раз видела интервью детей или внуков известных, монументальных людей. И среди них много обиженных. «Он весь был там. Мы для него были просто тапки в доме». А бабушка была уникальна. Она, ухитряясь не раздавать поцелуи и объятья, обволакивала, как устрица песчинку. Вот она из нас жемчужины создала. Мы попали в ее пространство, втиснулись, щекотали и, вероятно, раздражали в чём-то, но она не пыталась от нас избавиться, как от помехи, а обволакивала своим теплом, умом, интеллектом и тем самым превращала в жемчужины – каждая разного размера и цвета. И все – её. Мне от неё досталась… Как это определить? Я себе обязательно ставлю задачи дня. И не успокоюсь, если не выполню. Пишу себе списки дел и не могу заснуть, если понимаю, что недоделала хотя бы один пункт. Хотя я ленивая просто до умопомрачения. Но эта требовательность к себе, которая переходит в требовательность к окружающим, – мне кажется, это от неё.
Галя: А между прочим, и я ленивая. Вовк, ты ленивый?
Володя: Да!
Алиса: Мы все ленивые.
Галя: И это на самом деле – мама. Потому что она мне всегда говорила: «Я страшно, патологически ленива. Именно поэтому ставлю себе задачу и не разрешаю себе ее не выполнить. Потому что если я не сделаю одно, на следующий день я не сделаю два, потом не сделаю три, а потом скажу „гори оно всё огнём“».
Саша: Вот я такая же.
Галя: А в Алиске я знаю, что есть от мамы. Повышенное желание найти справедливость. Вот это Алиса. И мама точно так же… всюду грудью: «Он тебя обидел? Он неправ. Я пойду разбираться!» Это Алиса.
АЛИСА (помолчав): Да.
Саша: А еще у меня от неё это желание всё облагородить, обуютить. Любимое ее выражение: «чтобы было уютно».
Галя: «Уютно», да.
Саша: И аккуратно. Вот это – бабушка. И порядок. Порядок должен быть даже там, где не видно. Если открыть шкаф – там должен быть полный порядок.
Галя: Я и в себе это чувствую. Вот ты едешь в поезде, ты поселился в купе. Первое, что ты делаешь, – на столик положить салфеточку.
Саша: Я очень это почувствовала, когда мы въехали в тот дом в Княжево. Темный, сырой, пустой внутри, абсолютно заброшенный, покосившийся, и бабушка села посреди этого дома на разваленный какой-то стул – совершенно кинематографическая картина! – там стоял большой шкаф платяной, а в нем была куча какого-то тряпья. Она достала что-то пестрое и начала на руках заметывать, зашивать краешек. Я говорю: «Ты чего?» – «Занавесочку делаю». – «Зачем?» – «Чтоб уютненько было». И первые дни она посвятила тому, чтобы на каждое окошко повесить из разных тканей сделанные занавески. А там была классическая пятистенка – здесь три окна, на кухне, и вот на каждое окошко она повесила занавеску. Это делалось первым пунктом программы. Пол скрипел, проваливался, не на все доски можно наступать, но – занавесочки. И это в меня вошло. Ты не свинья, ты человек, вокруг тебя должно быть аккуратно, уютно и красиво.
Галя: Это вообще было ее правило: женщина должна приносить с собой уют. Даже если ты на одну ночь тут.
Саша: А еще ее правило: как бы плохо себя ни чувствовала, ты, вставая, должна убрать кровать. Застелить постель. Плохо тебе, тошно, собираешься ты в ней валяться… неважно: ты встала и должна аккуратно застелить постель.
Галя: Ну, мне она это не привила.
Саша: А мне – да. Ты знаешь. Я каждый день застилаю.
Галя: Просто у нас с Сережей есть отдельная комната, где мы только спим. Если бы туда кто-то еще заходил, я бы, наверное, тоже застилала.
Володя: А я застилаю.
Галя: А он застилает! Вот молодец!
Саша: Когда я жила у бабушки и ранним утром уезжала на съемки, а возвращалась поздно ночью, чтобы поспать от силы два часа, я застилала эту постель каждое утро. Я могла не позавтракать, но застилала ее. У меня было ощущение, что стены расскажут, если я не застелю.
Галя: Вот ты спрашиваешь, какая она была мама, какая бабушка. А ведь это на самом деле не важно. Важно то, что получилось в результате. А в результате получилось, что мы все выросли людьми, очень любящими друг друга. Правда, Вов?
Володя: Ну, конечно.
Галя: И, в общем, по большом счету, мы хорошие ребята. Можно было бы к чему-то в прошлом придираться: она то не сделала, другое не сделала. Но зачем? Ведь по большому счету всё пришло к тому, что мы все очень счастливы.
Саша: Я помню, какая у меня возникла мысль в первые дни, когда бабушка умерла. Кто-то грустит, кто-то корит себя за то, что недодал ушедшему. А у меня возникла и не оставляет до сих пор мысль, что я недовзяла. Рядом со мной был настолько уникальный человек, у нее столькому можно было научиться, а я общалась к ней просто как внучка с бабушкой. Хотя с ее стороны не раз были попытки вывести наше общение на другой уровень. Но я… А теперь, когда я, видимо, доросла, меня мучает, что я о стольком не спросила, столького не узнала, столько не выслушала. Я как будто не задала ни одного вопроса. Всё, что я могла дать ей, я дала. В любой момент, когда я была нужна, я была рядом. Потому что на общении нельзя было настаивать. К сожалению. На своем присутствии в ее жизни. Звала – я сразу прибегала. Но я была всё время тем, в качестве кого она меня призывала в этот момент, и я каждый раз боялась сесть и сказать: я хочу тебя спросить… Потому что у меня было ощущение, что я буду задавать не те вопросы. Даже в своих вопросах я боялась показаться глупой. Рядом с ней было очень легко почувствовать себя глупым человеком.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
