Появление ветряных мельниц восходит к Средневековью. Их промышленная эксплуатация начинается в XV веке, особенно в районе Сандама. К 1600 году в этом городе и его окрестностях насчитывалось добрых полсотни мельниц. За годы «золотого века» их число настолько возросло, что Санстрек превратился в самый большой промышленный центр — в 1700 году здесь взмахивало крыльями около шестисот мельниц. Их главным назначением было распиливание ввозимого в страну по Рейну строевого леса, который в огромных количествах шел в Амстердам на строительство новых жилых кварталов и кораблей. Сопротивление гильдии амстердамских пильщиков, слепо преданных дедовскому методу ручного распиливания, было сломлено острой конкуренцией, и с 1630 года Сандам полностью забрал этот рынок под свой контроль.
Победа пошла на пользу всем отраслям промышленности, которая в течение первой четверти века сосредоточивалась в руках местных мельников — маслобойни, обрабатывавшие рапс, репу и коноплю; фабрики по производству красителей на бразильской древесной основе, мела, крахмала; заводики по приготовлению белил; предприятия по измельчению табака и растиранию горчицы; подготовка сырьевой основы для цехов по изготовлению веревок и канатов; мельницы-веялки, окрещенные местными жителями «вонючками»; мельницы для приготовления пряностей и, наконец, писчебумажные фабрики. К концу века каждую четверть часа от причала Сандама отходило груженное товаром судно, держа курс на Амстердам, что лежал в каких-то 15 километрах. Эта близость в не меньшей мере, чем лесопильни, способствовала строительству в Сандаме крупных корабельных верфей, соперничавших с доками Роттердама. Здесь лучше, чем где бы то ни было, плотники умели «сшивать, сколачивать, обтесывать, окантовывать, состругивать, просверливать, распиливать и разделывать доски, а также справляться с любыми загвоздками». Кабестаны натягивали канаты. Каркасы тащили бечевой при помощи ворота, который приводила в движение целая команда рабочих, встававших на колышки, что были вделаны в высокие вертикально поставленные колеса трех-четырех метров в диаметре, которые вращались ногами.
К концу века в Сандаме насчитывалось до 50 корабельных мастеров. С его верфей ежегодно спускалось на воду от 30 до 35 судов, несмотря на неудобную конструкцию сооружений — после окончания первых работ в одном бассейне, корабли длиной более 40 метров перетаскивались в другой и, что весьма характерно для нидерландских промышленных подструктур, не отличавшихся взаимным соответствием, недостроенные корабли тащили вручную бечевой через вал более двух метров высотой, а затем — по изогнувшейся монгольским луком улочке, едва достигавшей в самом широком месте восьми метров.
После Сандама только Лейден мог считаться судостроительным городом. Являясь в силу старых ремесленных традиций столицей текстильной промышленности (в особенности шерстяных тканей), Лейден сумел усовершенствовать и существенно развить свое производство усилиями беженцев-фламандцев. С 1619 года этот город выставлял на рынок 110 тысяч отрезов шерстяной материи — грубой ткани, саржи, фютена — в 4 раза больше, чем в 1584 году. Уже с 1615 года здесь производилось сукно «на аглицкий манер». Развитию этого направления способствовала определенная механизация труда — на смену старому способу валяния шерсти ступнями ног пришли мельницы. Сила лошади и человека более не являлась основным источником энергии. В 1630–1640 годах сформировался рабочий класс (частично благодаря притоку бедных эмигрантов). Это время первых манифестаций в мастерских ткачей и суконщиков, капиталистических методов использования кредита и конкурентной борьбы. На мировых рынках последняя проявлялась довольно жестоко. Лейденцам так и не удалось достичь высот амстердамских негоциантов. В самих Нидерландах около 1630 года наблюдался период, когда главенство Лейдена в текстильной промышленности пошатнулось под натиском Тилбурга, в изобилии снабжавшегося контрабандной испанской шерстью. Вслед за этим предприятия Брабанта и Хелдера, имевшие семейную структуру, попали в полную зависимость от голландских мануфактур и зачастую работали исключительно на них. Так же обстояли дела и у гарлемских предприятий по отбеливанию тканей, не сумевших выйти из-под власти крупных торговцев.
Изначально крупнейшими центрами пивоварения были Гарлем и Делфт, но в ходе XVII века конкуренция в этой отрасли сильно возросла. В Роттердаме, Гронингене, Неймегене, Амстердаме, Девентере, Арнхейме и Дордрехте завелись собственные пивоварни, что привело, в частности, к упадку Делфта. В этом городе, где еще в конце XVI века треть ремесленников составляли пивовары, к 1600 году закрылось 29 пивных заводиков, а в последующие полвека еще 57. В 1667 году их не осталось почти совсем.
Гауда торговала трубками и канатами. Почти по всей стране существовали предприятия по обжигу кирпича. Выходцы из Антверпена создали в Амстердаме несколько отраслей обрабатывающей промышленности, связанной с работой порта. Организованные ими мыловарни получили всемирное признание. Заводов по очистке сахарного тростника к 1630 году насчитывалось уже 30. После потери такого крупного поставщика, как Бразилия, сахарный тростник стали выращивать на Яве. В 1662 году целый флот из 100 кораблей доставлял на берега залива Эй сахар-сырец с Антильских островов, Инсулинда, Формозы и Сиама.
Огранка алмазов — ремесло, завезенное в Амстердам антверпенцем Петером Кросом, не снискала достаточно приверженцев, чтобы образовать отдельную гильдию. Она долго оставалась свободным занятием, одним из немногих, которым могли предаваться иудеи. Ювелирное дело худо-бедно перебивалось весь XVII век и смогло по-настоящему раскрыться только в следующем столетии.
Рыболовецкие промыслы
Объединяя собой использование природных ресурсов, ремесло и торговлю, рыбная ловля — основа голландской и зеландской экономики оставалась одним из самых продуктивных видов деятельности приморских провинций. Нидерланды изобиловали рыбой — сырьем, продуктом питания и предметом обмена. Рыбой занималась особая гильдия, которая управляла ловлей и следила за гигиеной потребления морских продуктов. В Амстердаме значительное расширение этой гильдии вызвало взрывную реакцию — торговцы копченой рыбой отделились в собственную. Почти повсеместно власти своими постановлениями передавали булочникам монопольное право на торговлю жареной рыбой. На каждом углу открывалась лавочка с сильным и малоприятным запахом, на вывеске которой изображался «Чудесный улов». Бочки со свежей рыбой, рассортированной по видам, загромождали прихожую и тротуар перед входом, осененным омарами, подвешенными к карнизу. На рынках среди все тех же бочек за длинными прилавками люди обсуждали свои дела с рюмкой крепкой водки в руке…
Начало нидерландского процветания восходит к изобретению зеландским рыбаком около 1385 года подобия бочонка, что обеспечило сохранение сельди на продолжительное время. Освободив рыбу из сети, ее потрошили, оставляя только молоку, и бросали в бочку, пересыпав солью. Это изобретение позволило использовать огромные природные богатства, которые дарили сезонные атлантические банки, кишевшие сельдью. Из традиционной рыбной ловли, удовлетворявшей спрос только внутреннего рынка, выросла гигантская международная торговля.
С начала XV века рыбная торговля процветала. Осознавая ее значение для развития страны, муниципалитеты оградили ее протекционистскими мерами, которые, благополучно пережив все политические волнения, к XVII веку превратили ловлю сельди в самый упорядоченный вид деятельности. Вначале вся ловля сосредоточивалась в портах Зёйдер-Зе, особенно в Энкхёйзене, который был обязан рыбе своим богатством и свою признательность этому дару моря выразил, поместив в герб трех сельдей, увенчанных коронами. Затем в промысел сельди включился Роттердам. В XVII веке эти два города практически монополизировали отрасль, вылавливая в год общими усилиями вместе с зависимыми от них маленькими соседними портами рыбы на 10 миллионов флоринов при флоте в 500 шхун. Размеры ловли привели к созданию настоящей промышленности в заинтересованных городах. Соли было уже недостаточно, чтобы обеспечить длительное хранение продукта, которое требовалось при таком размахе торговли. Пришлось учредить в портах особые цехи по обработке сельди во вторичном рассоле. Финансовый интерес этой операции подвигнул Амстердам присоединиться в свою очередь к рыболовецкой отрасли.
