С исходного рубежа рванулись вперед бригады Темника и Гусаковского. К 11 часам они уже углубились на 20–25 километров, 1-я гвардейская танковая повела бой в районе Гросс-Зее, а 44-я гвардейская танковая — приступила к штурму Неренберга.
Скверная мартовская погода все же сказывалась на ходе наступления. Передовые отряды, а следом и остальные силы армии, введенные в бой, не выдерживали темпов наступления, да и противник каждый населенный пункт защищал с особой яростью.
Только к утру 3 марта пали Неренберг и Вангерин, удалось прорвать оборону немцев на всю глубину, и для танковой армии открылся путь к Балтийскому морю.
Часть немецких войск отошла на север, другая часть была отброшена к Драмбургу. К этому времени войска 2-го Белорусского фронта завязали бои за город Кезлин, а 2-я танковая армия успешно наступала на Наугард и Каммин.
В ходе наступления армий фронта получилось так, что левый фланг 1-й гвардейской танковой армии оказался оголенным, возникла опасность удара немцев с запада или востока. Оценив обстановку, Катуков вносит поправку в приказ по армии от 1 марта 1945 года, направляет корпус Дремова на захват Драмбурга, Бельгарда. Взяв их, войска должны перейти к обороне и не допустить прорыва противника с востока на запад. Корпус Бабаджаняна получает задачу овладеть Кольбергом, Трантовом и Гросс-Эстином, затем переходит к обороне и готовится отразить удары немцев с запада[348].
3 и 4 марта возросли темпы наступления: главные силы немцев были разгромлены и отступали по всему фронту. Нашим войскам сдавались города и поселки, о чем с радостью докладывали командиры на КП Катукова.
4 марта Москва салютовала доблестным войскам 1-го Белорусского фронта, а также 1-й Польской армии генерала С. Г. Поплавского, прорвавшим немецкую оборону в районе города Штаргарда и овладевшим другими городами в Померании: двадцатью артиллерийскими залпами из 224 орудий[349].
В эти дни был освобожден поселок Рыбино, в котором находился филиал Штуттгофского концлагеря. В нем содержалось 1800 человек — люди разных национальностей: русские, поляки, французы, англичане, норвежцы, датчане. Рядом с лагерем находился ров, где расстреливали узников. Круглосуточно действовали газовая камера и крематорий. За годы пребывания в неволе люди здесь были настолько измучены и истощены, что еле держались на ногах. Танкисты накормили их, обогрели, поделились одеждой и обувью из своих запасов. Покидая поселок, они увезли для командования армии письмо такого содержания:
«Дорогие товарищи! Мы, бывшие заключенные концентрационного лагеря в Рыбино, освобожденные танкистами вашего соединения, выносим свою глубочайшую благодарность родной Красной Армии…
Мы долгое время томились в лагере Штуттгоф под Данцигом. Территория лагеря была обнесена шестью рядами колючей проволоки, по которой был пропущен ток. Более пятидесяти злющих псов и пятьдесят эсэсовцев, не уступающих в свирепости волкодавам, охраняли нас…
Нет слов, чтобы выразить нашу радость. Мы вновь обрели жизнь и смысл существования. Но годы, проведенные в концлагере, никто из нас не забудет»[350].
Когда Катуков прочитал переданное Попелем письмо рыбинских узников, лицо его сделалось белым, как ватман. Среди мужских имен с указанием национальности и профессиональной принадлежности — датский журналист, профессор из Варшавы, польский юрист, инструктор райисполкома Ленинградский области, заместитель председателя Красного Креста Латвии. Привлекло внимание два женских: Егорова Надя — учащаяся из Керчи и Буланова Дина — партизанка из Орла. Даже детей не пощадили фашистские изверги!
Продвигаясь вперед, 1-я гвардейская танковая армия освободила городки Шандемин и Шифельтайн, к 12 часам 4 марта подошла к Кольбергу, портовому городу на берегу Балтийского моря. Несколько раз атаковала его 45-я гвардейская танковая бригада полковника Моргунова — и все безрезультатно. Гарнизон упорно оборонялся. На помощь подошла 40-я гвардейская танковая бригада полковника Смирнова, и Кольберг был полностью блокирован с суши, а потом выбросил белый флаг.
Вечером 4 марта в штабе армии появился офицер связи из корпуса Бабаджаняна, доставивший донесение и бутылку морской воды. С донесением все было ясно, но зачем бутылка с водой? С удивлением командарм посмотрел на столь странный предмет, потом понял: танкисты дошли до берега Балтийского моря. Как свидетельство тому комбриг Смирнов решил отрапортовать таким необычным способом.
С отчаянием обреченных под ударами войск 2-го Белорусского фронта и 1-й армии Войска Польского прорывались на запад 10-й корпус СС и его ударная группа «Теттау». Им удалось сбить заслоны 21-й бригады 8-го мехкорпуса и 5 марта захватить города Шлегвитц, Лабензе, Длифенбайн и отрезать 11-й гвардейский танковый корпус от основных сил армии[351].
Катуков принимает срочные меры. Для разгрома гитлеровцев он вводит в бой свой резерв — 64-ю гвардейскую танковую бригаду И. Н. Бойко, генералу И. Ф. Дремову приказывает силами 20-й гвардейской мехбригады удерживать позиции в районе Бельгарда и Кезлина, а 1-й гвардейской танковой бригадой из района Гросс-Рабин нанести удар на Польцин. Корпус А. Х. Бабаджаняна должен был силами 44-й гвардейской танковой бригады наступать из района Штольценберга на Нелеп, во взаимодействии с бригадой А. М. Темника разгромить прорывающуюся на запад группировку противника[352].
Несколько дней продолжались кровопролитные бои.
Совместными усилиями 1-й гвардейской танковой армии, 134-го стрелкового корпуса 19-й армии и 1-й армии Войска Польского к исходу дня 7 марта вражеская группировка была разгромлена и прекратила свое существование.
Разгром немецкой группы армий «Висла» был неизбежен. Но Гиммлер и его окружение гнали солдат в бой, надеясь задержать войска Красной Армии на подступах к портовым городам Данцигу и Гдыне, чтобы успеть сбежать с поля боя.
Победа дается всегда дорогой ценой, человеческими жертвами. На берегах Балтийского моря погибли многие танкисты, артиллеристы и пехотинцы. И среди них — заместитель командира 1-го танкового батальона 1-й гвардейской танковой бригады А. Г. Самусенко, единственная в армии женщина-танкист. Она прошла большой боевой путь, воевала в Испании и Финляндии. Во время ночной атаки она попала под обстрел вражеской артиллерии.
6 марта Катуков получил шифротелеграмму Военного совета 1-го Белорусского фронта, в которой говорилось о том, что армия переходит в оперативное подчинение 2-го Белорусского фронта. Такое переподчинение в ходе боевых действий было неожиданным как для командарма, так и для начальника штаба Шалина: ломались все планы дальнейшего наступления.
