Рилла осталась при фрите Эстелле на очень важной должности – доверенная служанка и компаньонка. А вот Лита твердо заявила, что хочет вернуться к старикам родителям в Аксамалу. Бросить их на произвол судьбы она не имеет права.
Емсиль, насмотревшись на добрый пример старших спутников, тоже решил узаконить отношения с Аланой, да и девушка не думала отказываться. Вот только лекарь, как истинный барнец, до мозга костей впитавший патриархальный уклад северной провинции, желал вначале получить благословение родителей. Потому и поехал в Аксамалу. В столице легко купить место на купеческом корабле, чтобы переправиться через Великое озеро. Правда, ходили слухи, что Барн воюет с Аруном и Табалой одновременно, но Емсиля они не страшили. Из северной Тельбии выбрался невредимым, так неужели на родине что-то с ним случиться может? Да и в любом случае возвращаться пора. В Барне можно людей лечить и после подготовительного факультета. Кто там разбираться будет? Учился в Аксамале? Учился. А остальное придет с годами, опытом, изученными книгами.
Сопровождать молодежь вызвались Батя и Дыкал. А Вогля и Пигля, съездив навестить родню в деревушку, отстоявшую от имения дель Куэты на каких-то двадцать миль, вернулись и поступили на службу – объезжать господские земли, гонять браконьеров, незаконных лесорубов и просто лихой люд. Путешествие с Дыкалом и Батей пошло близнецам на пользу. Они стали серьезнее, возмужали, научились довольно сносно орудовать мечом и кордом.
До столицы добирались не торопясь – дней пятнадцать ехали. Останавливались в мансионах,[46]болтали с людьми, прислушивались к новостям и жадно ловили слухи, сползающиеся со всех концов Империи.
На юге жизнь людей успокаивалась, несмотря, а может, и благодаря влиянию Айшасы. Налаживалась торговля, восстанавливались разбежавшиеся армии. Границы Окраины по-прежнему теребили кентавры. Тамошний народ они волновали гораздо больше, чем независимость или имперская идея. Тьяла и Вельза целиком и полностью подчинились Аксамале, что не могло не радовать – ведь эти две провинции всегда были главными житницами Сасандры.
С запада новости почти не пробивались. Удалось ли генералу Риттельну дель Овиллу создание собственного государства на месте северной Тельбии? Скорее всего, нет. Его армия, должно быть, распылилась, частью разбежалась, частью растянулась по стране, изматываясь в непрестанных стычках с мятежными ландграфами, и прекратила существование. Северная Тельбия осталась независимой, раздробленной и голодной, чего, впрочем, и стоило ожидать.
Гоблану очень сильно обескровили набеги дроу. Карлики не успокаивались до зимы, покуда люди полностью не покинули весь север провинции. Из-за большого скопления беженцев на дорогах вспыхнула, как никогда ранее, преступность, разгулялись заразные хвори. И, как следствие слабости провинции, зашевелились дорландцы, начали стягивать к границе армии. В итоге вице-король Гобланы совсем недавно прислал послов, желая вернуться вновь под руку Аксамалы в обмен на военную помощь и поддержку голодающего народа хотя бы самыми малыми поставками хлеба.
Наиболее интересные новости долетали с севера. Там, оказывается, прокатилась самая настоящая война. Слухи замалчивали их имена, но нашлись в Барне люди, собравшие и снарядившие целых две армии. Отлично оснащенные, возглавляемые имперскими офицерами, сплоченные некой идеей. Что-то вроде «Барн – превыше всего». Одна армия направилась в Табалу, а вторая – вторглась в Арун. Удивительно, но табальские овцеводы довольно быстро обломали зубы захватчикам. Наверное, так они привыкли бороться с дикими котами, пытающимися собирать дань с их отар. Разбив барнцев в пух и прах, войско Табалы, что самое удивительное, не успокоилось, а пошло наперерез второй армии, которая довольно успешно покоряла Арун, оказавшийся совершенно не готовым к серьезной войне. В жарком, кровопролитном сражении на реке Жерехе победа вновь досталась табальскому генералу, загадочному человеку со странным прозвищем – Стальной Дрозд. О нем в народе гуляли самые противоречивые сведения. Кто-то утверждал, что он великий путешественник, сумевший подружиться с кентаврами, другие спорили, заявляя, что он из наемников и едва ли не дух легендарного Альберигго возродился в этом человеке. Некоторые болтали и совсем немыслимое, якобы он бывший студент Аксамалианского университета, за какие-то грехи был отправлен в армию, дезертировал, воевал с остроухими в Гоблане, а потом, вернувшись на родину, возглавил борьбу с захватчиками. Но в каждом рассказе о Стальном Дрозде с ним рядом упоминался небывалой силы волшебник, который мог бы стать вровень с самим Тельмаром Мудрым, если бы тот был жив. Вместе они, генерал и чародей, объявили о возрожденной Империи и пообещали народу Сасандры восстановить страну в границах прошлого лета.
В душе Емсиль полностью разделял устремление Стального Дрозда и его спутника-колдуна. Он привык гордиться своей страной. Причем всей, целиком, а не какой-то отдельной провинцией, вдруг объявившей независимость. Единственное, чего он опасался, это непонимания между северными борцами за Империю и «младоаксамалианцами», также пришедшими к мысли о необходимости восстановить статус императора и выдвинувшими претендента на трон. Двоих претендентов, если говорить точнее. Сегодня в Аксамале должна состояться торжественная коронация императора Дольбрайна Справедливого и императрицы Фланы Огневолосой. Имя последней вызвало жаркие споры между Литой и Аланой. Русоволосая толстушка твердо отстаивала убеждение в том, что будущая императрица есть не кто иная, как их подруга, сбежавшая от Скеццо и Корзьело. Алана же утверждала, что та Флана сгинула в круговерти беспорядков, бушевавших в Вельзе осенью и зимой. Слишком много более опытных и способных за себя постоять людей погибло и пропало без вести.
Чтобы разрешить спор между подругами, Емсиль обещал им обязательно посетить коронацию, которая должна была состояться на Клепсидральной площади в пять часов дня. Но прежде нужно было зайти к старикам Литы. Ведь они, наверное, и не надеются увидеть дочь.
Договорившись с сержантами встретиться недалеко от площади, на углу Прорезной и Кривоколенной, в небольшом кабачке под названием «Золотая гроздь», где цены – по крайней мере, раньше – были удивительно низкими по меркам столицы, Емсиль с девушками зашагал к Южным воротам. Охранять телегу и фургон они оставили Тюху. Он, хоть и хотел побродить по Аксамале, возражать старшим не посмел.
Антоло стоял, опираясь локтями на релинг. С высоты ахтердека открывался великолепный вид на синюю со стальным отливом, испещренную барашками волн воду Великого озера. Над волнами скользили, раскинув крылья, серебристые чайки. Впереди на расстоянии нескольких миль вырастала из волн Аксамала. Сперва появился Верхний город, некогда белокаменный, средоточие красивейших храмов и дворцов, позолоченных памятников и фонтанов. За время учебы в столице молодой человек побывал в Верхнем городе лишь дважды – первый раз тайком и потом долго удирал от стражи, а второй раз на семидесятилетие императора, когда вход на улицы, площади и в сады был разрешен всем желающим, лишь бы не смущали зрение господ чересчур уж неопрятным внешним видом. Теперь часть зданий и храмов стояли полуразрушенными, с обугленными стенами, будто шрамы на теле города. Следом показалась серая громада стен Нижнего города, черепичные крыши и купола, Клепсидральная башня и башня для наблюдения за светилами родного университета.
