— Я этого не заслужил! — с трудом выговорил он утробным голосом, — Я любил Господа!
Катерина изобразила зевок.
— Зачастую любовь к Господу становится поводом не любить людей. Я, по крайней мере, никогда не притворялась, что люблю одного или других. Я тоже попаду в ад, но я войду туда с высоко поднятой головой, а вы вползете на брюхе.
Пьетро Джелидо разрыдался. Наверное, он плакал впервые в жизни, потому что сам удивился и испугался. Тело его не слушалось и беспорядочно дергалось на полу. Тем не менее непонятно как ему удалось схватить за эфес валявшуюся рядом шпагу и судорожным движением протянуть ее Катерине.
— Убейте меня, прошу вас!
— И не подумаю даже, — с улыбкой ответила она. — Никто не позаботился сократить страдания Мишеля Серве. И не ждите от меня большего милосердия, чем проявил ваш обожаемый Кальвин.
В этот момент в дверь постучали. Видимо, явился обеспокоенный шумом трактирщик.
— Что тут происходит? Откройте, господа!
— Сейчас! — крикнула Катерина, подбежала к двери и, вместо того чтобы открыть, заперла ее на замок, — Уходите! Здесь не происходит ничего, что касалось бы вас!
Ручку двери продолжали поворачивать, но безрезультатно. Довольная Катерина направилась к стулу, но тут острая боль в ногах едва не свалила ее на землю. Согнувшись, она удержала равновесие. И впервые поняла, что теперь сможет передвигаться только сгорбившись. Былое очарование было потеряно навеки.
Пьетро Джелидо, должно быть, находился в плену своих кошмаров, поскольку продолжал дергаться молча. Заливаясь слезами, Катерина доковыляла до стола, немного поколебавшись, взяла склянку и почти с наслаждением выпила остаток напитка. Разжав пальцы, она вслушалась в звон разбившегося стекла, вернулась к стулу и упала на него без сил.
Пьетро Джелидо то впадал в беспамятство, то на короткое время приходил в себя. Лицо его превратилось в неузнаваемую маску. Он снова заговорил, обращаясь к самому себе:
— Что это за мир? Тут восемь небес, а за ними еще сотни других. Не вижу никакого Бога. Где Ты, Господь мой? Яви себя… О, только не вы! Только не чудовища!
Катерина откинулась на спинку стула. Хозяин неистово колотил в дверь. Не обращая внимания, она взглянула на жалкое существо у своих ног.
— Сейчас я тоже войду туда, где пребываешь ты, — сказала она. — Но не так, как вошел ты. То, что для тебя ад, мне станет раем. Время остановится и потечет в обратном направлении. Я и надеяться не могла на такую месть: то же средство, что погубило тебя, принесет мне счастье.
Пьетро Джелидо снова пришел в себя, хотя телом по-прежнему не владел. Плача, он гневно выкрикнул:
— Ты — демон! Ты — зло во плоти!
Катерина покачала головой.
— Наверное, я такой и кажусь, но это не так. Моя женская суть постоянно пребывала в атмосфере презрения, чужих вожделений и фальшивой обходительности. Я заранее была обречена жить, не живя, и это внутреннее «небытие» я обеспечила себе путем соблазнов и преступлений. Я внутренне окаменела…
Она замолчала, потому что перед ее глазами начал разворачиваться неведомый мир и незнакомое небо, усыпанное мириадами движущихся и мерцающих звезд.
— Ну вот и показался мне мир иной, мой новый мир.
Вдруг идущий ниоткуда голос с сильным испанским акцентом грубо просипел:
— Дура! Восьмое небо доступно живым для наблюдения, но обитать там могут только мертвые.
Внезапно Катерина ощутила холод в животе. Отстранившись от видения, она опустила глаза. Пьетро Джелидо удалось неимоверным усилием поднять с пола шпагу и вонзить ей в живот. Огромное красное пятно растеклось по платью герцогини. Волна боли захлестнула ее, и она крикнула:
— Нет! Я не могу умереть вот так!
Должно быть, ее слова услышал трактирщик в коридоре. Он снова стал барабанить в дверь и кричать:
— Откройте, или я высажу дверь!
Удар забрал все оставшиеся силы Пьетро Джелидо. Он дернулся в последний раз и затих. Тело перестало биться в судорогах и наконец расслабилось. На лице застыло выражение пережитых страданий.
Катерина пыталась вытащить клинок из живота.
— Не может быть! Не может быть! — не переставая, кричала она, чувствуя, как жизнь покидает ее вместе с кровью, которая бежала уже потоком.
Боль, поначалу невыносимая, теперь то утихала, то вспыхивала, пульсируя, как при невралгии. Перед глазами плыли небеса, то темные и пустынные, то озаренные красноватым светом, и спирали крутящихся звезд, которые растворялись в газовых туманностях. Прозрачные сферы парили одна над другой, и пройти сквозь них можно было, только заплатив дань непонятным существам, затаившимся во мраке.
Удары в дверь становились все сильнее и настойчивее. Гвозди, держащие замок, начали понемногу расшатываться.
— Давайте, ребята, нажмите еще! — кричал трактирщик, — Дверь поддается!
Катерина слышала слова, но смысла не понимала. Она вдруг обнаружила, что сползла на тело Пьетро Джелидо, и горло ее заполнилось кровавой слюной. Каждая судорога расшатывала торчащий клинок, и рана становилась все больше. Нестерпимая боль снова жгла внутренности, но Катерина как бы отстранилась от нее. В том уголке ее мозга, который уже заглянул в небытие, снова зазвучал голос с испанским акцентом:
— Ну же, друг мой, вы входите в Абразакс, но, чтобы войти, нужно знать числа. Вы их знаете?
Она услышала, как отвечает:
— Нет.
— Вы знаете их, — настаивал голос почти сердито. — Одна часть меня находится внутри вас, и она знает числа. Вы должны только подчиниться. Я буду называть числа, а вы постарайтесъ вспомнить соответствующие понятия и отвечайте.
— Хорошо, — шепнул разум Катерины, который уже и не пытался что-нибудь понять.
— Один, — произнес голос из колеблющегося мрака. — Что означает число один?
И непомраченный участок сознания Катерины немедленно дал ответ, чем немало ее удивил.
— Один — это самосознание божества, не имеющего ни отцов, ни матерей.
— Браво, работайте с этим представлением. А теперь второе число: два.
— Два — это диада. Число один отражается в себе самом и порождает волю как собственное расширение.
— Совершенно верно. Сто.
— Сто — это десять раз по десять. Совершенная иллюзия. Маска поверх маски. Материальный мир.
— Снова один.
Оглушительный грохот вернул Катерину к действительности. Дверь рухнула под ударами плеч трактирщика и его помощников. Они уже были готовы ворваться в комнату, но в ужасе застыли у порога. Один из них перекрестился.
— О боже! Да здесь произошла трагедия!
