с тобой этой мастики выпью.
– Мы с тобой даже коньяк выпьем.
– Да будто здесь есть такая роскошь!
– Еще больше есть. Всякая штука есть, – подмигнул Карапет и стал приказывать банщикам подать угощение.
Через пять минут на столике около дивана Карапета появился целый поднос с напитками, а к мастике подана была и закуска в виде маринованной моркови.
Карапет предложил выпить мастики, и они выпили.
– Какая прекрасная вещь! – проговорил Николай Иванович, смакуя мастику. – Вот за буфет хвалю турецкую баню. Похвально это, что здесь можно и вымыться, и выпить, и закусить. А у нас в Питере сколько ни заводили при банях буфеты – ни один не выжил.
За мастикой был выпит коньяк, и Карапет и Николай Иванович принялись одеваться при помощи банщиков. Последние оказались в этом деле истинными мастерами. При их помощи ноги в мгновение ока влезали в носки, руки сами продевались в рукава рубахи, сапоги, как по щучьему велению, оказались на ногах. Не прошло и минуты, как одевание уж кончилось, и банщики кланялись и просили бакшиш.
– Сейчас, сейчас… – кивнул им Николай Иванович. – Вот этот черномазый дяденька даст вам, – указал он на армянина и спросил его: – Сколько за все про все следует?
– Давай серебряный меджидие, эфендим. С него тебе еще сдачи будет, – отвечал Карапет и, приняв деньги, принялся рассчитываться.
– Как здесь все дешево! – дивился Николай Иванович. – Ведь серебряный меджидие стоит двадцать пиастров, а двадцать пиастров – полтора рубля.
– Вот тебе еще полтора пиастра сдачи, – протянул ему Карапет.
Но Николай Иванович сунул сдачу в руки банщикам и вместе с Карапетом направился к выходу. Банщики, кланяясь и ударяя себя ладонью по лбу в знак почтения, проводили их до двери, напутствуя благими пожеланиями.
– Какой милый народ эти турки! – проговорил Николай Иванович.
Чаепитие после бани
Дома Николая Ивановича ждал самовар, взятый у турка-кабакджи и уже кипевший на столе. Грязный, нечищеный, он все-таки доставил ему неисчислимое удовольствие.
Входя в комнату, он воскликнул:
– Браво, браво! Наконец-то мы по-человечески чаю напьемся!
Глафира Семеновна сидела уже около самовара и пила чай.
– Знаешь что? – встретила она мужа улыбаясь. – Вся здешняя обстановка и этот самовар напоминают мне ту комнату на постоялом дворе, в которой мы ночевали, когда ездили из Петербурга на богомолье в Тихвин.
– Смахивает, смахивает, – согласился Николай Иванович. – Только там ковров не было, а были простые холщовые половики. Стены тоже похожи. Там литографированный портрет митрополита висел, а здесь армянского патриарха и также засижен мухами. Вот и часы на стене с мешком песка вместо гири. Там тоже были такие часы. Но все-таки эта обстановка мне лучше нравится, чем комната в английской гостинице с верзилами лакеями, разыгрывающими из себя каких-то губернаторов. Ну, наливай, наливай скорей чайку стакашек! – воскликнул он, отирая свое красное потное лицо полотенцем и, перекинув его через шею, подсел к столу.
– Ну, как баня? – спросила Глафира Семеновна.
– Наша лучше. У нас пар, а здесь жар. Да и жара-то настоящего нет.
И Николай Иванович начал рассказывать жене о бане, как он лежал на софе в турецкой чалме на голове и курил кальян и т. п. Но когда дело дошло до ресторана в бане, она воскликнула:
– Вот уж никогда не воображала, что в мусульманской земле даже в бане коньяку можно выпить! Просто невероятно!
Пришел хозяин-армянин, красный как вареный рак, без сюртука и без жилета.
– Давай, барыня-сударыня, и мине чаю, – сказал он, садясь.
В дверях стоял турок-кабакджи, уступивший самовар. Он улыбался, кивал на самовар, бормотал что-то по-турецки и произносил слово «бакшиш».
– Сосед кабакджи за бакшиш пришел. Давай, эфендим, ему бакшиш за самовар, – сказал Николаю Ивановичу Карапет.
– Да ведь мы тебе за него заплатим.
– Все равно ему нужно, душа мой, дать бакшиш.
– Однако бакшиш-то тут у вас на каждом шагу, – покачал головой Николай Иванович, давая два пиастра.
– Турецкий царство любит бакшиш, – согласился Карапет.
Разговор зашел о том, что завтра смотреть в Константинополе, и Карапет, осведомившись о том, что супруги уже видели, решил, что надо осмотреть турецкий базар, а затем проехаться на пароходе взад и вперед по Босфору, заехать в Скутари и побывать на тамошнем кладбище.
Армянин-хозяин и Николай Иванович пили по шестому стакану чаю и готовы были выпить и еще, но Глафира Семеновна начала зевать. Армянин это заметил и сказал:
– Ну, теперь будем давать для мадам спокой. Мадам спать хочет.
Он встал, взял с собой самовар и откланялся.
Глафира Семеновна стала ложиться спать, а Николай Иванович продолжал еще пить чай, допивая оставшееся в чайнике. Через четверть часа он достал из чемодана бювар и дорожную чернильницу, вынул из бювара листок почтовой бумаги и принялся писать письмо в Петербург.
Вот что писал он:
«Любезный друг и приятель Василий Семенович.
Подаю тебе о нас весточку из турецкого далека. Я и жена в Константинополе. Узнав, что мы русские, приняли нас здесь великолепно, и в первый же день мы удостоились приглашения к султану во дворец, где пользовались султанским угощением и смотрели из окон на церемонию «Селамлик», то есть приезд султана в придворную мечеть. От султана к нам приставлен переводчик в красной феске, который ездит с нами всюду на козлах по городу, и мы осматриваем мечети, а турецкие городовые отдают нам честь. Вчера осмотрели знаменитую турецкую мечеть Ая- София, переделанную из православного xpaмa, и видели на стенах замазанные лики угодников, а затем спускались в подземное озеро. Лежит оно под землей на глубине нескольких десятков сажень, и нам пришлось спускаться более трехсот ступеней. Страх и трепет обуял нас. Спускались мы с факелами. Со всех сторон налетали на нас громадныя летучие мыши и вампиры и кровожадно скалили на нас зубы, но мы отбивались от них факелами, хотя один вампир и успел укусить мне ухо. Глафира Семеновна два раза падала в обморок, и ее приводили в чувство, но мы все-таки преодолели все преграды и спустились к озеру. Озеро простирается на несколько верст и находится под сводами, поддерживаемыми несколькими колоннами. Но здесь опять ужас. Смертные скелеты султанских жен древней эпохи, казненных за измену. В древности это было такое место, куда сажали из гаремов турецких женщин, пойманных в неверности пашам или оказывающих им сопротивление при желании выйти замуж по любви. Страшное впечатление! Глафира Семеновна опять упала в обморок. Я зажмурил глаза от страха, схватил ее на руки, и вместе с проводником мы вынесли ее на воздух.
Страшно, но любопытно.
А сегодня был
