Я бы не замедлил исполнить совет, данный мне графом Орловым, если б не разговор, который я имел с государем при выходе его из Манежа, который я не знал, как принять: за последний уже перед выездом или ожидать мне другого свидания в кабинете его. А потому, вручивши рапорты камердинеру государя, я и поехал к графу Орлову, коего не застал дома, оставил у него человека, дабы меня уведомить о его возвращении, а заехал дожидаться у Мордвинова; но вскоре получил ответ, что Орлов возвратился, но извинялся, что не мог принять меня: ибо сейчас выезжал со двора.
Я поехал к Бенкендорфу, коего также дома не застал, и остался дожидаться его. Коль скоро он возвратился, я спросил его: как мне было считать разговор с государем – отпуском ли или ожидать другого, и объяснил я ему, как я уже третий день задержан болезнью военного министра.
– Vous auriez du me le dire; car c’etait à moi à le faire savoir au comte Tchernichoff, et vous auriez eu réponse.
– Je vous prie de me pardonner mon ignorance sur cet article; je croyais avoir du m’adresser au comte Tchernichow[210].
– Oh, ce n’est pas pour cela que je vous le dis,[211] – сказал Бенкендорф, дабы не подать повода мне заметить соперничество его с министром, которое явствует из всякого слова обоих.
– Mais qu’a-t-il donc се pauvre Tchernichow? Il me fait bien de la peine de savoir malade ce pauvre Tchernichow[212].
Мог ли я не смеяться внутренне подобным речам?
– Je voudrais, – сказал я, – avoir moi-même l’occasion de remercier le c. Tchernichow de la bonté qu’ il a eu de me procurer ce semestre que je n’eus pu obtenir sous de si favorables auspices. Je suis en même tems pénétré des bontés de l’Empereur, qui a été si gracieux envers moi et dont il me reste à mériter la bienveillance. – Oh, vous en aurez l’occasion: une bataille, et vous les aurez meritées.
– Mais comment dois-je considerer la conversation d’aujourd’hui avec Sa Majesté: comme un congé déjà, ou dois-je en attendre encore un?
– Venez demain à 11 ½ au palais et attendez moi; en sortant de chez l‘Empereur, je le vous dirai.
– Et si en attendant je recevais réponse de m-r Briscorn, comment devrais-je faire?
– Voilà ce que c’est! Pourquoi m-r Briscorn et ces messieurs se chargent-ils de choses qui ne les regardent pas? Mais si vous receviez réponse, conformez vous[213].
Я вышел от Бенкендорфа довольный его участием, но еще с большим омерзением к гадким интригам, коих здесь миновать нельзя, кои служат всему основанием и которые препятствуют всем делам, промедляя их до бесконечности и направляя всегда по личным видам главных особ.
Изо всего же случающегося мне кажется, что граф Чернышев злобствует на меня, но не смеет явно показать вражды своей по участию, которое приняли во мне графы Орлов и Бенкендорф, в видах неудовольствия на Чернышева, поставив меня орудием. Что мне остается желать, как не совершенного удаления от сего круга злобы, козней и личной вражды, через который только доступен государь, единый из них с правилами прямоты и чести?
15-го ввечеру я получил записку от военного министра, коей он уведомляет меня, что как я отправляюсь в отпуск с условием возвратиться при первом востребовании, то государь разрешает мне ехать, не представляясь.
16-го я ездил к Бенкендорфу показывать записку сию, дабы он вторично не доложил обо мне государю. Он опять повторил мне, дабы я впредь уже всегда к нему относился в подобных случаях, называя для примера некоторых флигель-адъютантов, коим он доставляет представления государю. Мог ли я ему заметить то, чего он сам не разумел, именно, что флигель-адъютанты, состоя при лице государя, остаются вообще в сем звании без какого-либо назначения, тогда как генерал-адъютанты, и особливо я, пользующийся сим званием только как почестью, бывают назначаемы на разные места, в коих они совершенно зависят от графа Чернышева, который верно не упустит случая отмстить за избрание иного, кроме его пути и тем удовлетворить свою злобу или зависть к Бенкендорфу? Вот здешний ход дел, вот упражнения и сношения здешние. Я продолжал в течение дня делать некоторые прощальные визиты у начальников, коих здесь очень много и с коими я уже близ недели разделаться не могу, но имел мало успеха.
Застал я только Клейнмихеля и Канкрина, с коими и распростился. Первый показывал большие расположения к угодливости, совершенно лицемерные; последний же много искренности и занял меня поучительным и беспристрастным разговором своим о делах. Человек сей, верно, полезнее и занимательнее, если не всех, то многих здесь служащих вблизи государя.
17-го я все утро проездил в новой форме с прощальными визитами к тем лицам, которым должно было их сделать по необходимости. Сперва был я у Клейнмихеля, к коему еще имел надобность по случаю, что испрашиваемое мое засвидетельствование статей к получению пряжки уже около года, о чем я несколько раз с тех пор повторял записками и на словах, было, наконец, прислано ко мне; но как никто не позаботился о прочтении сего списка, то и написали мне неправильный срок, а вместо всей экспедиции моей в Египет и Турцию написали, что я никакой команды и поручения во все сие время не имел. Сие было подписано и военным министром, и дежурным генералом! Надобно было все сие исправить, и Бог знает, когда статьи сии снова получатся; но вот каким образом увеличиваются все переписки. Здесь дела иначе не де лаются.
Я был у фельдмаршала, князя Волконского и графа Толстого. Последний с участием радовался тому, что я отказался от места генерал-квартирмейстера и советовал мне потерпеть еще несколько для получения места корпусного командира.
