а вообще в отношениях с противоположным полом. Ведь я, как мне теперь стало совершенно очевидно, вовсе не умею строить отношения с мужчинами. Я всегда воспринимала их как товарищей, в силу чего они не видели во мне ни намека на кокетство. Я и одевалась соответствующе, стараясь скрыть свои формы... Но теперь все должно быть по-другому, и первый шаг уже сделан. Когда мне изменили стиль одежды, я стала очень нравиться себе. Я завела маленькое зеркальце и стала украдкой пробовать подкрашивать глаза... Потом я, правда, все смывала, убедив себя, что это выглядит вульгарно. И только с волосами я позволила себе некоторую вольность: я стала завивать их на ночь на папильотки и слегка подкалывать на затылке, вместо обычной косы - мне нравилось, как завитки обрамляют лицо и струятся по шее. Я стала следить за своей походкой. Теперь это был не размашистый, а плавный шаг, с выпрямленной спиной. Опять же вспоминалась моя тетка, говорившая так: «Девочка моя, наука быть прекрасной очень проста. Обо всем уже сказали классики. Вот, например: «А сама-то величава, выступает будто пава, а как речь-то говорит, словно реченька журчит...» Походка и речь - вот что главное. Всегда следи за этим, если хочешь нравиться мужчинам».
Но я тогда лишь посмеивалась в душе над этими словами. И вот теперь настало время вспомнить их...
Кажется, все мои робкие опыты с внешностью не остались незамеченными. В глазах Анны Сергеевны отчетливо читалось одобрение, а госпожа Зул одаряла меня своей характерной лукавой улыбкой. Правда, они при этом пока ничего не говорили. Наверное, ждали, когда я «созрею» окончательно для того, чтобы стать покорительницей сердец, или, точнее, одного самого главно-
го для меня мужского сердца...
12 июля 1941 года, раннее утро, немецкие позиции к западу от Остропольского укрепленного района, направление главного удара 1-й танковой группы вермахта на Любар
К подготовке решающего удара на Любарском направлении Эвальд фон Клейст подошел со всей возможной серьезностью. Попытки штурма укрепленных позиций русских в течение восьмого, девятого, десятого и одиннадцатого числа показали наличие тут мощной противотанковой обороны и многочисленного, хорошо мотивированного пехотного заполнения с большим боевым опытом. 16-я танковая дивизия в этих атаках потеряла две трети боевых машин, ее пехотные полки и части подошедшей десятого числа 111-й пехотной дивизии сточились где на треть, а где и наполовину, а большевики и их неизвестные союзники на своих позициях так и остались непоколебимы. Ближние подступы к русским окопам, чудесным образом появившимся в чистом поле всего за одну ночь, заставлены обгорелыми коробками немецких танков и завалены трупами германских зольдатенов, из-за летней жары издающих жуткое амбре смерти и тления. Ни о какой работе похоронных команд не может быть и речи; мертвые будут разлагаться на глазах у живых, напоминая тем, что и они смертны.
В воздухе над полем боя господствует авиация чудовищных потусторонних союзников русских, в первую очередь охотящаяся за артиллерийскими позициями, а потому германские пушки или уничтожены или вынуждены бездействовать. Даже одиночные пушечные выстрелы с германских позиций приводят к появлению в воздухе относительно небольших пузатых летательных аппаратов, с невероятной меткостью поражающих свои цели лучами смерти. Немецкие солдаты прозвали эту напасть «адскими косильщиками» и уже выяснили, что единственное спасение от нее - это глубокие окопы полного профиля и блиндажи с перекрытием в несколько накатов и грунтовой обсыпкой, так как глубже, чем на двадцать сантиметров, луч смерти в землю не уходит. К тому же два дня назад в составе большевистских войск появилось большое количество дальнобойных пятнадцатисантиметровых гаубиц, превосходящих по своим показателям аналогичные германские орудия. А для танкистов истинной напастью стали приземистые клиновидные самоходки с длинноствольными пушками в семь с половиной сантиметров, прозванные «гадюками». Эти мерзкие творения безумных русских инженеров, в отличие от обычных орудий, неподвижно стоящих на своих позициях, появляются из-за укрытия или окопа, делают один-два метких выстрела на большую дистанцию, и тут же скрываются, чтобы выскочить и укусить уже в совсем другом месте. Вермахт будто специально вынуждают зарываться в землю, перечеркивая все надежды на быструю, маневренную и победоносную войну.
При этом «косильщики» оказались одинаково хороши как при атаке наземных войск, так и в борьбе с хвастливыми «экспертами» люфтваффе. Если не прилетают их копьевидные старшие братья, стремительные, как рассекающие небо молнии, то они тоже могут взять на себя труд разогнать стаю «юнкерсов» или очистить небо от настырных «мессершмиттов». Последнее -проще всего, потому что после первой порки, случившейся еще восьмого числа, их пилоты боя не принимают и стараются спастись по способности. По этой причине технику и войска в зону, которую «косильщики» считают местом своей ответственности, перебрасывать приходится преимущественно короткими летними ночами. Днем в немецких тылах все замирает, прячется в глубоких окопах и под маскировочными сетями, и надеется, что злобные «толстячки» с красными звездами на бортах пролетят мимо. При этом можно отметить, что непосредственно в отражении атак адские аппараты не участвуют: для этого у большевиков достаточно и других, более обычных средств.
Впрочем, в других местах перспективы прорыва линии Сталина, после того, как ее оседлала готовая драться насмерть русская пехота, выглядели еще более безнадежными. Тут, по крайней мере, перед большевистскими позициями нет хотя бы такого серьезного противотанкового препятствия, как река Случь, к которой германские саперы даже не могут подступиться из-за плотного ружейно-пулеметного огня. Выжить русских из прибрежных окопов можно было бы при помощи концентрированного артиллерийского огня и воздушных налетов люфтваффе, но два этих козыря уже аннулированы «адскими косильщиками», при этом люфтваффе понесло такие потери, что в ближайшее время вряд ли оправится. Пробная атака 168-й пехотной дивизией от Баранова в направлении на Дзержинск, осуществленная десятого числа через зону ответственности чисто большевистских стрелковых соединений из состава их 7-го корпуса, показала, что оборона там уже окостенела не меньше, чем под Новоград-Волынском, где пять дней о цепь дотов ломал зубы 3-й моторизованный корпус. Попытка штурма рубежа реки Случь там вылилась в подавление «косильщиками» 248-го артиллерийского полка и последующее истребление германской пехоты, бросающейся на доты и траншеи пехотного прикрытия с одной лишь голой грудью.
Если бы решать довелось самому Эвальду фон Клейсту, то он, наверное, бросил бы карты -и игральные, и тактические. Немыслимо вести игру, когда по другую сторону стола сидит некто, с одинаковой легкостью вытягивающий и тузы из рукава, и свежие дивизии из неведомого резерва, и летательные аппараты неведомой конструкции, неуязвимые и для зенитной артиллерии и для истребителей люфтваффе. Но в спину командующего
