скинуть? Не выйдет у тебя ни хрена!» – на лице Лялькина появилась презрительная усмешка.
Сколько таких активистов было, и где они сейчас? То-то же. Кто спился, кто в тюряге гниет, кто в психушке мается, кто в земле лежит, но никто не смог скинуть его, Лялькина. И не сделают ничего, потому что нет ничего сильнее симбиоза власти, криминала и бизнеса. Друг друга покрывают, и всем выгодно, чтобы Лялькин такими делами заправлял и весь город перестраивал. Бабло приличное идет. Хочешь не хочешь, а на реставрацию и материалы специальные требуются, да и работа деликатная, долгая, вот и счет в итоге приличный, а если новодел делать, оно проще выходит. Снес под ноль и строй точно такое же здание, внешне и внутри похожее, но совсем новое. И дешевле, и быстрей, а счет выставляй городскому бюджету по реставрационной стоимости. Излишками, понятное дело, надо делиться. Но и барыш приличный. Очень даже. На всех хватит. Шавке по куску бросить, а себе и мэру пополам.
«Что за фээсбэшник? Не нравится он мне совсем. Надо бы узнать, откуда ноги растут, – размышлял Лялькин. – А с Мячиковым надо скорей вопрос решать. Еще до того, как он успеет что-нибудь вякнуть. Надо ему ложную информацию подбросить. Или лучше отвезти за город, взять телефончик и позвонить. Договориться о встрече, а там и мочкануть их всех разом. Братков нанять каких-нибудь; даже если и спецслужбы, пускай сами расхлебывают. Чуть что – Казак прикроет, менты по его части».
Прослушав аудиозапись несколько раз, Лялькин подумал о том, что предусмотрительность часто выручает. Вот, скажем, не догадался бы он поставить жучок в кабинете Мячикова – и ничего бы не узнал, а потом взяли бы его с поличным. Информационная эпоха, ничего не попишешь: кто владеет информацией, тот и выигрывает. Лялькин поднялся с кресла и, медленно расхаживая по просторному кабинету, задумчиво смотрел в окно, глядя на вечернюю Москву. Какое-то время думал, несколько раз потянулся, после чего вернулся к столу и снял трубку телефона. Быстро набрал комбинацию цифр, которая часто выручала его в самых, так сказать, неприятных ситуациях.
– Соедините с Леонидом Петровичем. Скажите, что Лялькин Григорий Валерьевич беспокоит.
Буквально секунд через пять на проводе послышалось покашливание Казака. Для Лялькина он всегда был незанят, ну разве что иногда, когда важное совещание или отчитаться надо перед министром, побывать на строящихся объектах.
– Да, Григорий Валерьевич. Рад вас слышать. Чем порадуете? Какие хорошие новости сообщите?
– Есть чем порадовать, Леонид Петрович, – сдержанно ответил Лялькин. – Я хотел проконсультироваться с вами по некоторым вопросам.
– Хорошо. Я как раз сегодня вечером свободен. Приезжайте.
Больше не было сказано ничего, потому что Лялькин и Казак негласно приняли этот кодекс безопасности. Нечего по телефону трепаться, тысячи завистников только и ждут, когда кто-то из них бросит неосторожное слово, чтобы завтра их можно было обвинить в протекционизме и коррупции, потому «приезжайте» означало, что Лялькин не едет в мэрию, а встречается с Казаком в его загородном особняке.
Лялькин едва заметным кивком попрощался с секретаршей и вышел из приемной в залитый ярким светом коридор, миновал несколько дверей и, вместо того чтобы воспользоваться лифтом, пешком спустился по лестнице. Не каждый мог так быстро спуститься с седьмого этажа, как Лялькин. Здоровье было просто великолепным, он его поддерживал тем, что два раза в году отправлялся на отдых и раз-два в неделю, в зависимости от настроения и общего самочувствия, развлекался со своей «секретуткой» в гостинице, предварительно объяснив жене, что задерживается на работе.
Где бы он ни проходил, с ним все здоровались, приветствовали его, он же в ответ едва заметно кивал, словно делал одолжение, или не кивал вовсе, если с ним здоровались люди уж больно низкого ранга. «Со всеми уборщицами не наздороваешься», – любил повторять Лялькин. Своим рукопожатием Лялькин удостаивал в городе немногих – мэра Казака, начальника городского управления внутренних дел, крупных бизнесменов его калибра, министров и особо важных гостей, ну еще и президента. На этом список заканчивался.
Из бизнес-центра Лялькин уже вышел с охраной. На входе ждали три машины: один «мерседес» представительского класса и два джипа той же марки. Лялькин приказал шоферу ехать на Рублевско-Успенское шоссе. Тот, вышколенный Лялькиным, не задавал никаких лишних вопросов. К вечеру Лялькин уставал от всех этих дрязг. Работа нелегкая, хлопотная, возникают иногда такие непредвиденные ситуации, когда те, кто раньше был в твоей команде, теперь для тебя враги, которых необходимо уничтожить. Лялькин волей-неволей думал о Мячикове и о том, сколько тот накосячил за последнее время. Он как будто составлял для себя список преступлений Мячикова, чтобы можно было с чистой совестью отправить его в расход. Угрызений совести Лялькин обыкновенно не испытывал, потому и о Мячикове он теперь думал в прошлом времени. «Должен был знать свое место, – размышлял Лялькин. – Обнаглел за последнее время. Решил сунуться выше. Я тебе, Мячиков, дал шанс, но ты им не воспользовался. Ты мог мне все рассказать. Но ты не звонил. Целый день не звонил, а значит, принял свое решение. Как дешево продался! Предложили три года отсидки с условно-досрочным и без конфискации, он и согласился с радостью! Сам паскуда напросился».
По шоссе ехали не быстро и не медленно, с постоянной скоростью. Стемнело. Кавалькада из трех машин наконец сбавила ход, въезжая в Жуковку. Остановились у роскошного особняка. Распахнутые ворота открывали вид на аллею, обсаженную по бокам кленами, листья с которых давно опали. Фасад дома был украшен огромными колоннами, да и вообще особняк Казака считался одним из самых лучших в Подмосковье. «Еще бы, – с ухмылкой подумал Лялькин, глядя на эти высоченные колонны. – Не дом, а музей. Было бы удивительно, если бы Казак предпочел жить в обыкновенной квартире. С таким особняком ему можно и не расстраиваться, что законодательство запрещает заниматься предпринимательской деятельностью. Да и зачем ему эта деятельность, если есть я? От него всего-то и требуется разрулить трудную ситуацию да проставить подписи на нужных документах. А все остальное уже за мной».
Леонид Петрович стремительно подошел к машине. На лице его было что-то вроде радостной улыбки, как будто бы он встречал своего закадычного друга, хотя по жизни его и Лялькина связывало только общее дело, да и не в их положении заводят новых друзей. Такая дружба может быть опасной, да и очевидно, что новоявленные «друзья» просто хотят урвать свой куш
