или решить какую-нибудь проблему.
– Григорий Валерьевич! Рад вас видеть! Очень рад! Как самочувствие, настроение? – Леонид Петрович крепко пожал руку Лялькина, так, что тот слегка поморщился.
– Спасибо, самочувствие хорошее. А вот настроение, если говорить откровенно, не очень, могло бы быть и лучше.
– Как так? – уже тише спросил Леонид Петрович, махнув рукой, чтобы машины загнали в гараж. – Кто это вам его испортил?
– Паршивая овца завелась, – ответил Лялькин, делая скорбное лицо, будто бы переживал об этом целый день.
– Ай-яй-яй, – посетовал Казак, пропуская гостя вперед, в прихожую. – Кто же это такой?
– Мячиков, гендиректор «МосРиэлта».
– Наворовался, что ли, падаль? – с укоризной заметил Казак, когда они остались одни. – Так не расстраивайтесь, Григорий Валерьевич, засадим его надолго или…
– Вот-вот, – мрачно покачал головой Лялькин. – Надо его вообще убрать. Он хуже падали, Леонид Петрович. Залупаться стал, решил слить нас с тобой фээсбэшникам.
При этих словах Казак напрягся, словно охотник, завидевший перед собой дичь. Глаза его заблестели.
– Это кем он себя возомнил?! Решил повоспитывать нас?
Они сидели перед камином в креслах-качалках с кружкой горячего глинтвейна в руках. Со стороны они походили на мирных стариков, говорящих о давно прошедших годах и шальной молодости, но знал бы кто-то из журналистов или отъявленных шантажистов, о чем они говорят, наверное, жизни бы не пожалел, чтобы записать их разговорчик на диктофон. Но Казак организовал такую охрану, что и мышь не проскочила бы. Охранники вышколенные, принимавшие участие в боевых действиях, офицерская элита. Система безопасности, сенсорные датчики, видеозапись. Проникнуть сюда можно было разве что по приглашению или в соответствии с санкцией прокурора, причем последний вариант был нереальным, учитывая то, какие рычаги влияния имел Казак в городе.
– Его и завербовали уже. Продался гад с потрохами. Я ждал, что сознается, но он до сих пор молчит.
– Он знает, где вы храните документы?
– Конечно же нет! Такой информацией владеете только вы и я.
– Это хорошо, Григорий Валерьевич. Как бы нам не запачкаться с вами в этой истории. В любом случае мерзавца надо утихомирить.
– С Мячиковым все понятно, а вот что со вторым делать? Как бы ФСБ нами не занялась, – с тревогой сказал Лялькин.
– Не говорите глупостей, – возразил Казак. – Сколько лет мы работаем вместе, и все в порядке. Что нам ФСБ? Пусть делают что хотят. А мы, Григорий Валерьевич, будем дальше заниматься своими делами.
– Если бы так. Последнее время газетчики только и делают, что пишут о нашей компании. Совсем озверели.
– Бросьте нервничать, Григорий Валерьевич! Ничего страшного не произошло. Ликвидируем возмутителя спокойствия, и будет полный порядок. А о ФСБ можете не думать. Это как страшилка для взрослых. Давайте лучше в русский бильярд сыграем и пройдемся потом, свежим воздухом подышим. Это хорошо, что вы ко мне сегодня заглянули.
«Смотри, как бы боком нам все это не вышло, – с неодобрением подумал Лялькин. – Что-то в последнее время дела вовсе плохи стали. Одни сплошные проблемы, проверки. Как сглазил кто-то. Только я не баба, чтобы верить в такую чушь. Вначале Фитиль напортачил, потом его ребят перестреляли, он застрелился, теперь Мячиков скурвился. Это они так дружно сходят с ума? Или кто-то ведет целенаправленную охоту? Конечно, Казак хорошо устроился, крепко на ногах стоит. При случае может и от моих услуг отказаться. Подумаешь, арестуют или еще что-то со мной случится – назначат нового президента холдинга. И с ним Казак будет проворачивать свои дела так же, как и со мной. Он от любого может избавиться. В руках у него власть, а если есть власть – значит, владеешь всем, чем только хочешь».
– Спасибо, Леонид Петрович, за предложение, только мне уже пора ехать. Намаялся я что-то сегодня. Устал. В другой раз как-нибудь с удовольствием загляну к вам.
– Ну, не буду уговаривать, Григорий Валерьевич. Раз устали – воля ваша. Гостям всегда рад, – радушно улыбался Казак и, проводив Лялькина до порога, остановил того на секунду и напомнил: – Держите меня в курсе. Можете считать, что у вас есть полная свобода действий. Вопросы законности я беру на себя.
Лялькин кивнул, не чувствуя удовлетворения, потому что ему, как всегда, придется заниматься самым трудным. Казак, чуть что, его прикроет, все пригладит да залижет, переключит внимание общественности на другие проблемы, только это все на словах, а Казак ушлый и хитрый, всегда действует в своих интересах, и то, что он говорит и обещает, еще не значит, что так и будет на самом деле. Крайним вполне может оказаться Лялькин.
Лялькин, напоследок приветливо помахав рукой Казаку, заметно нервничал и, садясь в машину, больно ушиб голову. «И с кем мне теперь связь держать, раз Фитиль к праотцам отправился? Хитрая гнида Казак, на себя не берет ответственность, хочет, чтобы я с криминалом якшался, знает же гад, что выхода другого у меня нет, а сам еще на меня компромат сделает и этим же газетчикам материал подбросит. Сам-то сухим из воды выйдет. Прокуроры, менты с ним будут заодно. А я временщик. Меня сдаст, а сам в сторонке останется. Не захочет, чтобы его особняк конфисковывали. Да и кто согласится идти в тюрягу на склоне лет и терять все то, что было нажито всеми правдами-неправдами, – Лялькин всю дорогу обдумывал всевозможные варианты решения возникшей проблемы, но выходило так, что каждый из этих вариантов мог быть для него опасным. – Ой, как подвел меня Фитиль. Не вовремя он ушел… Мог бы еще и пользу принести. Да и вышло бы все гладко. Убрал бы он Мячикова, а мы бы его с Казаком потом порешили. Ни одного свидетеля бы не осталось».
* * *
В тот же день после неприятного визита Мячикова охватил панический страх. Едва сотрудник ФСБ удалился, напоследок пронзив Мячикова ледяным взглядом, тот закрылся в своем кабинете и сидел, словно крот в норе. Свет был выключен. Бледный свет сумрачного зимнего дня почти не проникал в комнату. Жалюзи были закрыты, словно Мячиков опасался выстрела снайпера. Мячиков закурил и, машинально бросив зажигалку на стол, нервно вздрогнул от звука ее падения. Достал из шкафчика початую бутылку коньяка и выпил целый бокал. В голове Мячикова роилось множество планов, только каждый из них оканчивался тем, что он должен
