Для меня и моих родителей это хорошо, для неё плохо.
— Да, это правда, но если подняться над этой относительностью, то легко увидеть, какой человек. В твоём примере. Количество людей, которым хорошо, больше, чем количество, которым плохо. Да и не факт, что ей так уж плохо по большому счёту. Быть женой преступника, это даже в вашем безумном мире считается не очень хорошим положением дел.
— Так и что в итоге-то? Или ты ещё далёк от итогов или уже приближаешься?
— Приближаюсь. Ты хороший, Маугли. И Крапива хорошая. Вот и все итоги. Вы не причините мне зла просто потому, что вам так нравится. Вы так никогда не решите, если только я не сделаю что-то плохое вам. За помощь вы будете считать себя обязанными и, возможно, в какой-то момент поможете мне.
— Вот так просто?
— Вот так просто.
— Ничего, что я палач?
— Это меня до сих пор напрягает больше всего. Я не мог поверить, что палач может быть хорошим в принципе. Ну и быть рядом с источником окончательной смерти — это до сих пор меня пугает. Но в целом ты хороший. Ты можешь принять неправильное или плохое решение из-за неверных данных, лжи или в результате эмоционального стресса, но если смотреть в общем, то ты не плохой. Это раз. И ты не глупый — это два. Хороший и при этом глупый тонгер мало отличается от плохого, если смотреть на результаты его действий. Ты же, как я заметил, принимаешь решения быстро, и они такие, что я сам бы лучше не придумал на твоём месте. Не знаю, как ты в школе учился, но голова у тебя работает очень неплохо.
— На пятёрки я учился… Ладно, я хороший, с этим как-то глупо спорить, хотя над некоторыми моментами я бы посомневался.
«Я бы тоже» — телепатически ухмыльнулась Крапива. «Сапоги в лагере я тебе до сих пор простить не могу».
«Вот! Я само зло!!!»
Я немного подумал над словами Тома.
— Отлично, я хороший, но твои коллеги имперцы. Они разве плохие? Настолько плохие, что ты действуешь против них? Если и там, и там хорошие, и у нас есть несогласия, то чью сторону ты выберешь? Ты говоришь, что выбрал мою. Но несмотря на твои аргументы, до конца непонятно, почему ты так решил.
— Всё просто. Они, может, и хорошие, но такое дикое издевательство над тонгерами, эта бесконечная амнезия, это плохо. Это как минимум нечестно. Никто здесь не заслужил вечного ада. Да, кто-то был плохим и долго. Но никто не был, насколько мне известно, плохим вечно. А здесь реализована попытка наказать вас навечно. Этому много объяснений, но я посмотрел на то, что тут творится. Это плохо. Восемнадцать лет на этой планете помогли мне понять, насколько это неправильно. И доктор Ри мне тоже не нравится. Вот и всё. Поэтому даже если мои друзья или сослуживцы хорошие, но делают плохое дело, то они плохие. Играют ведь за плохих. И знаешь, что больше всего меня успокаивает?
— Что?
— Я в команде того, кто единственный может убить меня навсегда. Все остальные могут только так или иначе наказать. Так что если я тебя не предам, то худшее, что мне грозит, это пребывание на Земле. Но я тут привык, и это не очень страшно. Нет, вру, страшно, конечно, но не смертельно. А быть врагом тонгеру, который может убить навсегда, — это однозначно очень глупо. Так что у меня и позитивная и негативная мотивация. Мне бы стоило беспокоиться, если бы ты вёл в жизни себя как тот, кого обычно считают плохим: предавал, манипулировал, использовал людей на вред им и на пользу себе, но тут этого нет. Ты пошёл на бой с тонгером в боевом носителе, зная, что можешь проиграть и потерять всё, только чтобы уберечь близких от боли. Даже не от смерти, а всего лишь от боли. Это впечатляет.
— Так, хорошо. Я понял. Скажу честно: я тебе пока не верю, но что-то в твоих словах есть. Сплошная лесть, если честно, но ладно. Я услышал и понял, что ты мне сказал. Дальше видно будет.
— Я другого и не ждал. И ещё один момент. Вы не факт, что поймёте, а для меня это очень весомый аргумент.
— И что это?
— У меня есть шанс пилотировать боевой истребитель!
— Вот оно что… Ты же гонщик.
— Да, я гонщик. А эти истребители, это просто вершина корабельного искусства. Скоростные качества позволяют догонять самые быстрые курьерские корабли, манёвренность такая, что можно вести бой в любом типе пространства: в открытом космосе, на орбите и в плотной атмосфере. Есть более мощные корабли по вооружению, но этот тип самый скоростной. Надо ещё понять, какая тут конкретно модель, есть разные модификации в рамках одного класса. Но истребитель — это самое крутое, что только может быть для пилота.
Я, наблюдая Восприятием за телом Тома, отметил изменение гормонального фона. Истребители его реально цепляли.
— Ладно, давай работай тогда.
— Хорошо, капитан.
«Ка, ты ему веришь?»
«Пока я не имею права ему верить, но дальше посмотрим. Привязывать его всё равно будем».
«Согласен».
— Всё, я закончил, — отчитался Том, — орудия теперь могут стрелять по любой цели. Больше никаких дружественных кораблей для наших боевых систем нет.
— А этой Баранки не будет достаточно для атаки на базу?
— Доя успешной атаки — точно нет. Боезапаса мало, да и мощность так себе. Защитные средства базы не дадут нам нанести вред. И та часть защиты базы, что на ручном управлении, совершенно спокойно сможет по нам стрелять. Не из всех орудий, но нам хватит.
— Жаль. А что со сменой номера судна.
— Пока в процессе. Идентификатор менять сложно, но можно. Кстати, как сядем, могу я поспать? У меня последние пару дней очень напряжённые. Скоро начну точность терять.
— Это без проблем. Сажай нас и будем отдыхать.
Дальше летели в молчании. Почти. Мы с Крапивой по «закрытой линии» обсуждали всё, что на нас вывалил Том. Верить мы ему, возможно, и стали чуточку больше, но не так, чтобы на него одного весь корабль оставить. Не имеем права мы на это. А вот всё, что он нам про тонгеров наговорил, это интересно. Пусть это сейчас в решении наших проблем помогает мало, но тем не менее интересно.
—
