волосы с моего лица. Я едва могла дышать.
– Мама тоже всегда будила меня, – прошептала я. – Когда мне снились кошмары в детстве. Она умела подобрать нужные слова.
– Где она сейчас?
– Умерла, – ответила я. – Давным-давно.
– Прости.
Я подняла на него глаза:
– А твои родители? Где они?
– Дома, в Америке. Без сомнения, ужасно за меня волнуются.
Я продолжила расспрашивать его о семье. Он с любовью описал мне фермерский дом в Коннектикуте, где жили его родители. Хозяйством они не занимались: его отец был водопроводчиком, а мать – учительницей. Я с удовольствием послушала и рассказы Джека о двух его сестрах, которым посчастливилось выйти замуж за прекрасных парней. Сейчас их мужья работали на военные нужды в Америке. За границу отправился только он.
– Твоим сестрам повезло.
– Да. – Джек легонько провел подушечкой большого пальца по моей брови, туда и обратно. От его ласкового прикосновения меня начало снова клонить в сон.
Когда я проснулась, за окнами уже стемнело. Я лежала на боку, подперев щеку ладонью, и прислушивалась к ровному дыханию Джека. Приподнявшись на здоровой руке, я заглянула за край кровати и обнаружила, что он лежит на голом дощатом полу с одной только подушкой под головой.
– Джек, – шепотом позвала его я.
Он перевернулся на спину, и наши взгляды встретились.
– Да?
– Встань с пола. Ты можешь спать на кровати. Здесь хватит места для двоих.
– Мне и здесь хорошо, – сказал он.
– Нет, не хорошо. Пожалуйста, я буду чувствовать себя ужасно, если ты всю ночь пролежишь на холодном полу.
Я подвинулась, освобождая для него место. Наконец он сдался и встал.
Он устроился на кровати поверх одеяла и повернул голову ко мне. Одно долгое мгновение мы молчали в темноте и смотрели друг другу в глаза.
Было так странно лежать в постели с мужчиной, которого я едва знала, спустя сутки после моего долгожданного воссоединения с Людвигом.
Как так получилось? Предательство Людвига разбило мне сердце. Я все еще была в шоке, но, как ни странно, теперь чувствовала некоторое утешение. И облегчение.
А еще я боялась. Всякий раз, вспоминая нашу встречу в Париже и то, что я ему сказала, я ощущала новый, не знакомый мне доселе страх: я боялась, что он найдет меня. Что, когда война закончится, он все же захочет увидеть своего сына.
Ночью мне так и не удалось уснуть. Ужасные мысли осаждали мой разум, мучили реалистичными до боли кошмарами. Я чувствовала себя такой беспомощной, лежа в темноте, в лесу, невероятно далеко от дома, что не выдержала и легонько потрясла Джека за плечо. Он открыл глаза.
– Не спишь? – шепотом спросила я.
– Уже нет. – Он повернулся ко мне. – Что-то не так?
– Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал. И ты должен мне пообещать.
– Что именно?
Я не знала, как лучше было к этому подойти, – но у меня не было выбора. То, о чем я собиралась его попросить, значило для меня все.
– Когда майор Оделл меня вербовал, – начала я, – он сверялся с досье. Я знаю, что ему известны кое-какие подробности моей биографии.
– Какие, например?
– Он знал, что, когда Англия объявила войну Германии, моя сестра-близнец Эйприл жила в Берлине.
Джек с любопытством повел головой.
– Я не горжусь этим, – продолжала я, – и мне трудно об этом говорить, но у нее был роман с немецким нацистом. Офицером вермахта. – Я сделала паузу. – Ты знал об этом?
– Нет.
Я лежала, подперев голову здоровой рукой и изо всех сил стараясь держать свое дыхание под контролем. Это давалось мне нелегко.
– Когда меня допрашивали в штаб-квартире гестапо, я была в отчаянии, Джек. И вспомнила об Эйприл. Подумала, что могу как-нибудь использовать ее прошлое. Подумала, что мужчина, которого она любила, мог бы помочь мне, если бы принял меня за нее. Понимаешь, нас никто не мог различить – а они не виделись много лет. Вот я и подумала, что это может сработать. И попросила о встрече с ним. И он пришел.
Грудь пронзила острая боль, и мне пришлось сделать паузу, чтобы отдышаться.
– Что случилось, Вивиан? – Джек подался вперед.
Я захрипела, судорожно пытаясь вдохнуть.
– Я сказала ему, будто у нас есть сын.
– Сын?
– Да. Я, конечно же, соврала, – быстро пояснила я. – Эйприл погибла во время Блица – ребенка она так и не родила. Но теперь я боюсь, что, если со мной что-нибудь случится и я не вернусь домой, он попытается найти Эдварда и объявить его своим. Этого нельзя допустить, Джек. Эдвард в безопасности и счастлив. Он дома, с людьми, которые его любят. Ты должен проследить за тем, чтобы в файлах Управления черным по белому было указано, что я всего лишь притворилась своей сестрой. Что Людвиг Альбрехт не имеет на Эдварда никаких прав.
Джек молча уставился на меня в темноте.
– Пожалуйста. – Дышать становилось все труднее, зато сердце колотилось, как бешеное. – Я не знаю, вернусь ли я когда-нибудь домой, но я хочу быть уверенной, что Эдвард – в безопасности. Передай всем, что я блефовала. Что меня пытали – и я пошла на крайние меры. Что я готова была сказать что угодно.
– Ты вернешься. – Джек утешающе коснулся моей руки. – И твой сын будет в безопасности. А теперь ложись и попробуй уснуть.
Я изо всех сил старалась успокоить дрожащее сердце. Придвинувшись ближе, Джек заключил меня в объятия, позволив прижаться щекой к его плечу. Мне хотелось заглянуть ему в глаза и увидеть, что в них отражается, но в комнате было слишком темно.
По крайней мере, теперь я чувствовала себя спокойнее – словно наконец сбросила с души тяжелый камень. Меня грело осознание того, что кто-то позаботится об Эдварде, защитит его от Людвига.
Я даже представить себе не могла, что буду бояться чего-то подобного. Последние четыре года я мечтала лишь об одном – отыскать Людвига и быть вместе с ним и нашим сыном. Какой же наивной я была – жила в мире собственных фантазий, забыв о самом главном. О том, что мы стали врагами.
Глава 31
Через пару дней боль в груди, сопровождавшая каждый мой вдох, ослабла. Легкие сдавливало уже не так ощутимо, но на поправку я шла медленно. По-прежнему едва держалась на ногах и мало что могла делать без постоянных передышек. А вот плечо заживало прекрасно. Джек ежедневно менял опутавшие меня бинты. На четвертый день я начала вставать и самостоятельно
